Сновидение, которое в таком состоянии почти невозможно контролировать, работает в полном соответствии с известным высказыванием Фрейда: "Сон — это осуществленное желание". На фоне повышенной четкости и прозрачности сновидческих переживаний, достигаемых, как правило, насильственным, механическим путем — через упорствование в конкретных упражнениях, такой субъект может часто получать подтверждение того, что обладает "магической Силой". Он ведет битвы, посещает "учителей", которые толкуют ему про великую миссию, ради исполнения которой он родился на Земле, ему даются специальные откровения — а как же иначе? Любой энергетический факт, с которым он столкнулся в измененном состоянии восприятия, тональ интерпретирует как подтверждение "избранности", наполняет соответствующим значением и содержанием. Что может быть лучшим подтверждением и оправданием, чем весть, пришедшая из миров сновидений — миров, сотканных по заказу сновидящего? Проблески Реальности, которые никак не соответствуют устремлениям тоналя, искажаются либо вытесняются — и мания растет посреди взлелеянных иллюзий.
Третий пункт — желание уйти от мира — наблюдается как логическое развитие предыдущих симптомов в том случае, если неблагоприятная среда, вопреки субъективной убежденности в собственном величии субъекта, усиливает свое давление и угрожает сокрушить его "миф о самом себе".
В ситуации такого глубинного противостояния духовный искатель непрерывно нуждается в Мифе — Миф защищает его и одновременно дает силы для бесперспективной войны, подтверждая безусловную возможность победы. Миф держится на откровениях и видениях, ставших предметом личного опыта в состояниях измененного восприятия. С определенного момента любой перцептивный феномен, любой голос "свыше", всякая синхронистичность становятся доказательством наличия невидимых и весьма значительных связей, установленных между субъектом и большим Миром. Воспринимаемая Реальность теряет присущую ей безличность, наполняется Силами, которые активно противостоят миссии "избранного" либо поддерживают и направляют его. Среда его субъективного бытия становится полем героических, эмоционально насыщенных взаимодействий. Воображение все более переплетается с реальностью, и многие феномены (живые и неживые) словно приобретают двойное значение — посюстороннее и потустороннее. Причем потусторонние отношения, которые чаще всего являются результатом ложных интерпретаций, выходят на первый план и приобретают большее значение, чем связи и влияния, лежащие на поверхности, повседневные.
Таким образом, искатель, пораженный "комплексом Зверя", не в состоянии заметить, что его контакты с окружающими становятся грубым и непосредственным воплощением его эгоцентризма. Это поистине парадоксальное состояние. Полагая, что практика постепенно приближает его к духовности, к высотам совершенства, которые зачастую понимаются как высшее бесстрастие, истинное знание и сила, древний маг погружается в собственное гипертрофированное и искаженное эго. На бессознательном уровне он реагирует на факты опыта как солипсист, поскольку не желает признавать самоценности мировых процессов и проявлений. Он всегда пребывает в центре воображаемого поля, где другие люди могут быть лишь объектом манипуляций, упражнений — тем, от чего он отталкивается в странствии к абсолютному Духу. Это своего рода "магический аутизм", прикрытый традиционной риторикой, прославляющей потенции человеческой природы, на словах отрицающей эгоизм и утверждающей Божественную Любовь.
На самом деле, как бы ни прятал маг подлинные мотивы в собственном бессознательном, речь всегда идет о величии одного-единственного Человека — самого мага. Потому его игры с окружающими людьми не являются сталкингом в толтекском смысле этого слова. В них ничего не выслеживается, а лишь моделируются ситуации, бесконечно подтверждающие превосходство "сталкера".
Если эти цели удается скрыть, если маг может произвести сильное впечатление на не слишком опытных коллег, то его властная харизма способствует возникновению крута приближенных — иногда фанатично преданных лидеру и способных осуществить любое его безумие. Так образ древнего мага получает окончательное воплощение в нашем мире и этим обозначает личную консервацию и духовную гибель.
В данном описании психиатрия могла бы найти вдохновляющие параллели. На самом деле это во многом напоминает шизофренический процесс. Личностный кризис, который сопровождается депрессивными реакциями, раздражительностью и замкнутостью, внезапным отречением от мира общепринятых отношений, может рассматриваться как шизофренический "дебют". На этой почве формируется система предпочитаемых идей о мире и о себе, все более замкнутая и акцентированная (маниакальная) — что часто именуют "магической паранойей". Неспособность выбраться за пределы воображаемого пространства псевдодостижений, где собственное "я" заслоняет объективную реальность, порождает аутистическое поведение.
Читать дальше