Лев Балашов: Мысли о религии

Убеждения составляют костяк мыслительного опыта человека. Они направляют его жизнь и деятельность, делают твердым его характер, не дают «растекаться мысли по древу». Без убеждений человек подобен флюгеру: куда ветер подует, туда и он .

Если вера «принимается на веру», то убеждение складывается, формируется в процессе критического размышления. Нечто становится убеждением лишь после серьезной апробации, мыслительной и/или опытной. Поверить человек может сразу, в один момент, лишь на основе эмоционально-волевого импульса-решения. Убедиться же в чем-либо, а тем более сформировать жизнезначимое убеждение человек может лишь в результате более или менее длительного опыта, на основе критического размышления, сопоставления разных мнений, точек зрения, разных вариантов понимания-представления одного и того же.

Для убеждения нужен труд мысли, для веры же достаточно эмоционально-волевого импульса .

Конечно, как убеждения бывают поверхностными или глубокими, так и вера бывает разной степени глубины. Здесь они похожи. Но: глубина веры зависит от глубины эмоций, переживаний, а глубина убеждения — прежде всего от глубины мысли, размышления.

В убеждении есть элемент веры, а в вере есть элемент убеждения. Они не разделены китайской стеной, как не разделены этой стеной мышление, чувства и воля.

Верующие всё время пытаются монополизировать свое понимание морали, моральных ценностей, установить жесткую связь между моральным поведением и верой в бога.

В частности, они нередко эксплуатируют такой тезис: «если Бога нет, то всё дозволено» (из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»)! В этой связи мне вспоминается герой чеховского рассказа унтер Пришибеев, который оправдывал свои пришибеевские действия тем, что нельзя народу дозволять, чтобы он безобразил. Слова «дозволять», «не дозволять» — из лексикона не в меру ретивых начальников, «законников», добровольных опекунов и командиров. С их точки зрения всё, что не дозволено, — запрещено, неприемлемо. С человеком в таком случае обращаются как с ребенком или того хуже, как с рабом.

Иеромонах в телепередаче по 1-му каналу заявляет без тени смущения: «Добро можно творить только с Богом. Без Бога нет добра» (7 января 1996 г.). Вот так, ни больше не меньше. Ты не можешь быть добрым, нравственным, если не веришь в бога («не с Богом»).

Известный кинорежиссер Никита Михалков в телевыступлении по поводу своего нового фильма «Сибирский цирюльник» 7 января 1999 г. (по TV-6) сказал буквально следующее: «без Бога в душе ты — животное». Затем он сделал оговорку: речь идет не только о православном Боге, а и о Боге других религий. — Спасибо ему! Уважил! Значит, все верующие — люди, человеки, потому что они с богом в душе, а все неверующие — животные, потому что не верят в какого-либо бога. Какая глупость! И какое высокомерие!

Кстати, существует прямо противоположная точка зрения на отношение религии к морали. «Религия, — писал Л. Фейербах, — противоречит нравственности на том же основании, на каком она противоречит разуму. Чувство добра тесно связано с чувством истины. Испорченность разума влечет за собой испорченность сердца. Кто обманывает свой разум, не может обладать искренним, честным сердцем». [10] Фейербах Л. Избр. произв. в 2-х т.т. Т. 2, М., 1955. С. 281.В самом деле, раз религия не в ладах с истиной, она неизбежно будет не в ладах с добром . Об этом писали многие. Вот что мы, например, читаем у Бертрана Рассела:

«Существует великое множество путей, при помощи которых церковь, настаивая на том, что ей угодно называть нравственностью, и в наше время причиняет различным людям незаслуженные и ненужные страдания. И как вам, разумеется, известно, церковь в лице большей части своих представителей все еще продолжает оставаться противником прогресса и улучшения во всем, что ведет к уменьшению страданий в мире, ибо ей угодно приклеивать ярлык нравственности к определенному узкому кодексу правил поведения, которые не имеют никакого отношения к человеческому счастью. А когда вы заявляете, что следует сделать то или другое, ибо сделанное вами будет содействовать человеческому счастью, церковники полагают, что это вообще не имеет никакого отношения к делу. „Какое отношение человеческое счастье имеет к нравственности? Ведь цель нравственности заключается вовсе не в том, чтобы сделать людей счастливыми. Цель нравственности — сделать их пригодными для неба». И, как надо думать, непригодными для этого мира.» [11] Рассел Б. Почему я не христианин. М., 1987. С. 111.