Константин Леонтьев - Византизм и славянство

Еще прибавлю: на каких идеалах, на семейных ли собственно или на религиозных, сосредоточилась поэтическая деятельность нашего простого народа? У малороссов, у греков, у сербов, у болгар нет мистических стихотворений, а великороссы простого звания (у раскольников) весьма богаты мистическими стихотворениями.

Законы о состояниях; сын почетного гражданина и т. п.

Старообрядцы.

Китаец и турок поэтому, конечно, культурнее бельгийца и швейцарца!

Теперь, слава Богу, не так уж! ( Примеч. авт. 1884 г. )

S.-Réné Taillandier, человек умеренно либеральный и потому, естественно, молящийся на так называемый tiers-état [Третье сословие ( фр .).], везде, где он его встречает или чует, к чехам очень расположен и умоляет их только быть подальше от этой деспотической, византийской России. «Вы не то, что поляки с их возвышенными неосторожностями (imprudences sublimes); вы выработали у себя, благодаря близости немцев, tiers-état; ваши добродетели более буржуазны. Зачем же вам необдуманные поступки и слова? Не нужно более поездок в Москву!» – говорил чехам этот француз в 70-м году в «Revue des deux mondes». Я с ним, впрочем, согласен: на кой нам прах эти чехи!

1882 г . Теперь опасность разрыва русских с греками миновала; но зато болгары обнаружили еще больше демагогического духа.

Некоторые из этих сравнительных выгод и невыгод я перечислял в статье моей «Панславизм и греки». Скажу здесь еще вот что:

1. Болгары все вместе под Турцией; греки разделены между двумя центрами, Афинами и Царьградом, которые не всегда согласны.

2. Болгары против султана не бунтовали никогда; у них есть партия, мечтающая о султане, как о царе болгарском, о турко-болгарском дуализме. Загнанность народа послужила ему в пользу; он был непредприимчив и робок, а вожди обратили эту слабость очень ловко в силу. Пока греки рыцарски проливали кровь в Крите, болгары лукаво подавали адрес султану. Это вдруг двинуло их дела.

3. Простолюдины болгарские менее развиты умом, чем греческие; при ловкости старшин и это оказалось силой. Их легче обмануть, уверить, что раскол – не раскол, что Россия сочувствует им безусловно, что весь мир за них и т. п. У греков каждый больше мешается и шумит. У болгар – меньше.

4. Греки образованнее и гораздо богаче, но за болгар – мода этнографического либерализма, за них должны быть все прогрессисты, атеисты, демагоги, все ненавидящие авторитет Церкви, наконец, все, не знакомые с узаконением Вселенской Церкви или не вникающие в ее дух (а сколько этих не вникающих!).

5. Оружие? Но оружия греков болгары не боятся; против этого есть турки, в крайности нашлись бы и другие. Страх болгар – отчасти притворный страх, отчасти ошибочный. Можно было бы сказать и больше, но я пока воздержусь.

[ Примеч. авт. 1884 г. :] Пр. 1884 . И через 10 лет мне приходится мало что изменить в этом примечании 74-го года. Сущность все та же.

Переворот ( фр .).

Я разумею здесь не политические симпатии или антипатии словаков, а только их культурно-бытовые привычки. Многие смешивают это, и напрасно. Малороссы, например, доказали, что они предпочитают соединение с Великороссией польскому союзу, но нельзя не согласиться, что в быту их, в культурных привычках было всегда довольно много польского, с московским вовсе не схожего. Таких примеров много.

Хотя и тут надобно заметить нечто если не в полное оправдание греческого духовенства, то, по крайней мере, для более ясного понимания болгарского вопроса. Старые восточные епископы могли иметь свои пороки, будучи не только духовными пастырями, но и светскими начальниками над всеми православными людьми Турции; они были поставлены в положение трудное, часто опасное; за почет и вещественное вознаграждение, которым они пользовались, они платили тяжкой ответственностью. Иные заплатили и жизнью, и нередко без вины. Так, например, знаменитый патриарх Григорий был повешен турками в 20-х годах, несмотря на все увещания не бунтовать, с которыми он обращался к грекам. Понятно, что такое положение, развивая в епископах известного рода качества: силу воли, выдержку, административный и дипломатический ум, – развивало и соответственные пороки: властолюбие, корысть (иногда для самосохранения, в случае беды), жестокость. Но жестокость обращения направлена была у них столько же и на греков, сколько на болгар. Национальной идеи при этой прежней жестокости и в помине не было. Невежество, в котором они оставляли болгар, никак нельзя считать плодом национального расчета. Напротив, это была ошибка, или, скорее, бессилие, недостаток средств. Если бы 50 лет тому назад большинство болгар было обучено греческой грамоте (о болгарской тогда никто и не думал), то болгарского вопроса не было бы вовсе. Большинство болгар было бы погречено по чувствам и убеждениям.