Михаил Петров - Пираты Эгейского моря и личность.

Огромность события очевидна, перед ним бледнеют все другие культурные революции, поскольку речь здесь идет не о том, например, чтобы привить всем поголовно навык переплывать реки средних размеров, а о том, что каждому прививается отношение к предметному миру, причем отношение индивидуальное и в силу теоретической кумуляции отличное от всех других сложившихся отношений. Письменность как универсальный навык, как грамотность есть сама по себе слепая творческая способность, которая поднимает все поголовье грамотных, хотят они того или нет, к теоретическому творчеству, расставляет головы в позициях взаимного несоответствия и отличия, запрещает им повторять друг друга и требует от каждой головы, как головы грамотной, нового текста, нового индивидуального отношения к любому предмету, к которому уже существует какое-то отношение. Переход письменности в грамотность означает автоматический переход к новой психологической установке, к установке на поиски нового, ибо каждой грамотной голове приходится теперь опредмечивать наличные отношения к миру, отрицать их как заведомо неистинные или неполные, создавать свое особое, дополняющее до «истины» отношение, то есть постоянно находиться в творческом режиме анализа наличного и синтеза нового. Этот дух творчества, отрицания наличного, заметен уже в древнейших эпиграммах. Феогнид, например, кратко, в «каменном» стиле, но достаточно ясно выразил это настроение:

Мнение людям великое зло, - драгоценен лишь опыт; Многие судят, меж тем, мнения больше держась.

Возникает, таким образом, частная собственность на мысль и ее продукты - теоретические отношения к миру, которая монополизирует право на поиски истины и выступает поэтому агрессивно-творческой духовной сущностью, не способной удовлетворяться ни одной из сложившихся теоретических систем и постоянно подозревающей, что истина, конечная определенность, лежит где-то за сложившейся системой отношений, за ритуалом. Вспыхивает неугасающий античный «раздор» ерг, Гоббсова «война всех против всех», которой единственным победителем оказывается социальная память, наращивающая все новые и новые тексты - теоретические отношения к миру, если ее не подстригают или не огораживают китайской стеной цензурно-полицейских мероприятий типа канонизации группы текстов в тот или иной вид священного писания.

Вместе с тем, внутренняя необходимость перехода письменности в грамотность и возникновения частной собственности на мысль и ее продукты довольно далека от очевидности. Пока мы можем лишь констатировать некоторые факты. В крито-микенскую эпоху письменность была обычным социально-профессиональным институтом, соответствия которому можно обнаружить повсеместно - в Египте, Вавилоне, Китае. В гомеровскую эпоху письменность исчезает, чтобы затем явочным порядком, царапинами на фараоне, строчками элегий на камне, возродиться на новых основах и принципах уже как социально-личный институт. Иными словами, социально-профессиональный навык перешел в социально-личный, одно из свойств государственной бюрократической машины трансформировалось в личное «гражданское» свойство всех или значительной части людей, составляющих социальную целостность, причем это свойство оказывается крайне беспокойным и агрессивным источником постоянной теоретической и политической творческой «смуты», что позже будет признано в античном законодательстве, Соленом, например, как обязательный и существенный признак гражданина: «Кто во время смуты в государстве не станет с оружием в руках ни за тех, ни за других, тот предается бесчестию и лишается гражданских прав (то есть продается в рабство - М.П.)» (Аристотель. Афинская полития, 8,5).

Здесь нужны некоторые пояснения и уточнения: трудно поверить в поголовно грамотную античность, тем более, что в Спарте, например, грамотность законами Ликурга не предусматривалась, а скорее исключалась, поскольку она могла отвлечь истинного спартанца от выполнения его высокого назначения на земле, прекрасно выраженного в стихах Тиртея, официального «гражданского» поэта Спарты:

Был он при жизни пригож для мужей и зазнобою девкам. Как он прекрасен теперь, павши в передних рядах! (Фрагменты, 7)

Но Спарта - только один из полюсов античного мира, на другом полюсе которого находятся Афины, где, судя по комедиям Аристофана, грамотны даже рабы. К тому же и факт появления на ноге фараона греческого текста с десятью подписями солдат-наемников из разных мест говорит сам за себя: грамотность во всяком случае не была привилегией узкой социальной группы, не служила признаком профессии в том смысле, в каком античность говорит о свинопасах, оружейниках, обувщиках, банщицах, гетерах и т.п.