Если мы поймем это, отпадет необходимость в дальнейших словах. Мы поймем тогда, что наблюдение за человеком, эта высшая форма охоты, именно в наше время обещает большую добычу. Критика, обязательное сомнение, неутомимая работа сознания породили такое состояние, которое позволяет вести беспрепятственное наблюдение за самим критиком, который слишком занят для того, чтобы увидеть простое. Мы обнаружим, что значимость присуща людям не там, где они считают себя значительными, не там, где они проблематичны, а там, где они не составляют проблемы.
Стараясь услужить Агасферу, мы не поведем его в библиотеки, это нагромождение книг — или, если и поведем, то лишь с той целью, чтобы показать, как переплетены эти книги, каким названиям отдается предпочтение и как одета публика. Лучше проведем его по улицам и площадям, заглянем в дома и во дворы, в самолеты и станции метро — туда, где человек живет, борется или наслаждается, короче, туда, где он находится за работой. В жесте, которым единичный человек разворачивает газету и просматривает ее, можно разглядеть больше, чем во всех передовицах мира, и нет ничего более поучительного, чем простоять четверть часа на каком-нибудь перекрестке. Что может быть проще и скучнее, чем автоматизм уличного движения, но разве и он не является знаком, символом того, что сегодняшний человек начинает двигаться, подчиняясь беззвучным и незримым командам?
Жизненное пространство становится все более однозначным, самоочевидным, и в то же время возрастает наивность, невинность движения в этом пространстве. Но здесь-то и спрятан ключ к другому миру.
Теперь возникает вопрос, не следует ли искать за масками времени что-то еще, кроме смерти индивида, от которой застывают черты лица и которая, в сущности, есть нечто большее и причиняет более сильную боль, чем всего лишь черта, разделяющая два века. Ибо черта эта знаменует в то же время окончательное исчезновение старой души, распад которой начался еще раньше — еще с завершения эпохи универсальных состояний и до появления абсолютной личности.
Слово «рабочий», равно как и другие слова, употребляется здесь как органическое понятие; это означает, что по ходу рассмотрения оно претерпевает изменения, которые можно затем обозреть ретроспективно.
Более подробное объяснение слова «тотальный», которое в дальнейшем еще будет играть свою роль, содержится в работе «Тотальная мобилизация» (Берлин, 1930).
Притом угадывались благодаря посредству бюргерского индивида.
Не случайно безопасности требуют сегодня именно так называемые государства-победители, в особенности Франция, как представительница буржуазной власти par excellence. Напротив, знак настоящей победы состоит в том, что безопасность предоставляется и зашита обеспечивается в силу того, что победитель в изобилии располагает ей.
«Станете как боги» (лат.).
Здесь: без дальнейших определений (фр.).
Рассудка (лат.).
Это становится особенно ясно из наблюдений над мельчайшими и наиболее крупными объектами, например, над клеткой и над планетой.
Как массовый человек (фр.).
Пример такого искусственного островка — церковь кайзера Вильгельма в Берлине.
В появлении ордена иезуитов и становлении прусской армии на исходе периода Реформации, если, конечно, судить исходя из гештальта рабочего, уже намечаются принципы работы.
Поэтому тщетны те меры, которыми на фабричном производстве хотят повысить индивидуальное сознание рабочих. Необходимость овладения стереотипными приемами невозможно оправдать той плоскости, где желание или нежелание индивида сохраняет свою роль.
Работа во имя прусского короля (фр.).
«Преступная мать».