Борис Поршнев - Социальная психология и история

В вопросе о росте производительности труда есть две стороны: усовершенствование средств труда и абсолютно неотделимое от этого изменение психики и поведения человека в процессе труда. Конечно, тут связь не мелочная, не упрощенная. Но в конечном счете более сложная технология подразумевает больше разумной воли у трудящегося. Последнее же достижимо лишь в том случае, если трудящийся более заинтересован в плодах и результатах своего труда.

В первобытнообщинную эпоху сплошь и рядом поколение за поколением сменялись без видимых изменений в производительных силах. Развитие рабства заметно сломило рутину в производстве: вырванные из своих родов и семей, насильственно лишенные необходимости кормить своих нетрудоспособных сородичей, отсеченные от своих племенных культов и обрядов, варвары, строители дольменов и кромлехов, превращались в строителей пирамид и храмов, цирков и акведуков, городов и дорог. Но все же раб был заинтересован скорее в поломке орудий труда, чем в их улучшении. В средневековом обществе крестьяне и ремесленники, несмотря на наличие зависимости и принуждения, стимулируемые интересами собственного мелкого хозяйства, берегут свой инструмент, подчас вносят в него и в приемы работы крошечные улучшения, которые, накапливаясь на протяжении веков, создают медленное техническое развитие. В капиталистическую эпоху наемные рабочие, заинтересованные в максимальном заработке для себя и своей семьи, тем самым заинтересованы в объеме или качестве продукции, в повышении своего мастерства, в улучшении приемов работы на станке и у машины, которые, накапливаясь, нередко создают предпосылки для новых конструкций. Трудящиеся в современных странах социализма имеют неизмеримо большие материальные и идейно-психологические стимулы для быстрого повышения производительности труда.

Иными словами, рост производительности труда был в истории вместе с тем и ростом стимулов к производительности труда, следовательно, связан с изменением положения трудящихся в обществе. Средневековый крепостной или поземельно-зависимый крестьянин по своему социально-правовому положению свободнее античного раба, а наемный рабочий в капиталистическую эпоху по социально-правовому положению свободнее средневекового крестьянина. Итак, историк, обращающий главное внимание на трудящуюся массу, т.е. не на высшие, а на низшие слои, приходит к выводу, что в ходе истории происходило прогрессировавшее, хотя экономически и обманчивое, раскрепощение этих слоев. При этом темп раскрепощения ускорялся. Вот что делает возможным и необходимым скачок — отрицание всего предшествовавшего пути через первое подлинное раскрепощение трудящихся при переходе к социализму.

И тут же историк обнаруживает вторую нить, пронизывающую всемирно-исторический прогресс, нераздельно сплетенную с первой, второй критерий, неотделимый от первого: эти элементы освобождения не спускались трудящимся сверху от их государей и господ, а добывались ими в открытых или скрытых формах борьбы. Каждый достигнутый уровень прогресса открывал возможность хоть несколько большей активности и эффективности дальнейшей борьбы. Воздействие боровшихся за свое раскрепощение народных масс на жизнь общества возрастало с ходом истории.

Прогресс выражался в возраставшей численности, сплоченности, организованности, целенаправленности выступлений масс против тех, кто их порабощал и эксплуатировал. Прогресс свободы есть прогресс эффективности освободительной борьбы. В первобытных обществах тот, кто попытался бы выступить против неодолимой силы обычая, обречен на изгнание и смерть. Раб почти не мог повседневно бороться против непосильной эксплуатации, но все же история знает и страх господ перед рабами. Феодально зависимый крестьянин уже оформляет свои отношения с земельным сеньором договором, добивается фиксации повинностей, угрожая уходом, опирается на судебные права общины, прибегает к поджогу, убийству и восстанию. Наемный рабочий борется против капиталиста неизмеримо эффективнее — на рынке труда, забастовками, эмиграцией, участием в широчайших массовых революционных движениях.

При первобытнообщинном строе “бунтарь”, если бы и появился, мог найти выход своему недовольству действительностью разве что в одиноком отселении подальше от своих. В древневосточных и античных обществах угнетению противостоят и общины коренного населения, и кое-какие зачаточные формы взаимопомощи, и даже объединения привозных рабов. Феодальный мир знает уже многообразные виды общностей и организаций угнетенного люда деревни и города для самозащиты и наступления на угнетателей. Наконец, рабочие в капиталистическом мире объединяются в профессиональные союзы и партии, становящиеся огромной действенной общественной силой.