Массимо Пильюччи - Как быть стоиком - Античная философия и современная жизнь

Это очень интересное духовное упражнение: Эпиктет напоминает нам, как по-разному мы относимся к одному и тому же событию, когда оно происходит с другими людьми и когда затрагивает непосредственно нас. Естественно, гораздо легче сохранять невозмутимость (еще раз прошу не путать ее с эмоциональным равнодушием), когда мелкие или большие несчастья происходят с соседом. Но почему? Что заставляет нас думать, будто мы — любимчики Вселенной, которые ограждены от всех невзгод?

Предположим, мы сумеем принять и даже усвоить (а это гораздо сложнее), что мы ничем не отличаемся от остальных жителей планеты и, следовательно, должны одинаково воспринимать происходящее с другими людьми и нами самими. Но тогда получается, что правильное отношение в подобных ситуациях — не невозмутимость, а, наоборот, способность сопереживать и сострадать другим людям, как самому себе. У стоиков есть два ответа на этот аргумент: один основан на эмпирическом факте, другой — на философских принципах. Эмпирический аргумент состоит в том, что люди физиологически неспособны на такую степень эмпатии. Если мы будем горевать по каждому умершему человеку на Земле так же, как горюем из-за смерти любимых и близких людей, мы попросту не выживем. Философский аргумент состоит в том, что мы гораздо ближе к истине, когда говорим другим людям «Я искренне сожалею, но такова жизнь», чем когда начинаем жаловаться на несправедливость судьбы. Расстраиваться из-за несчастных случаев, травм, болезней и смерти тех, кто нам дорог, вполне естественно (конечно, соизмеримо тяжести случившегося: разбить кубок и потерять жену — вовсе не одно и то же!). Но мы можем найти утешение в понимании того, что такие несчастья неизбежны, они в порядке вещей. У Вселенной нет любимчиков.

Я нашел обе интерпретации этого принципа весьма полезными в жизни. Например, стал спокойнее относиться к чувствам окружающих меня людей, когда они слишком остро реагируют на свои несчастья. В то же время я помню слова Эпиктета о том, что мы склонны реагировать иначе, когда подобные вещи случаются с нами. Поэтому, когда наступает мой черед принять удар, я мгновенно напоминаю себе, что подобное происходило практически со всеми, кого я знаю, так что я не исключение. Привычка смотреть на случившееся со стороны и помещать свою проблему буквально в общечеловеческий контекст помогает мне относиться ко всему с бо́льшим спокойствием и невозмутимостью, которых мне так не хватало прежде, до моей увлеченности стоицизмом.

7. Лучше говорить мало, но по существу. «По большей части храни молчание [174] «По большей части храни молчание…»: «Энхиридион» Эпиктета, XXXIII.2. . В противном случае веди немногословную речь о необходимом. Изредка, когда требуют обстоятельства, говори, но не о случайных вещах — гладиаторах, конных ристаниях, атлетах, кушаньях и напитках, о чем обычно ведут речи. В особенности ничего не говори о людях с порицанием или похвалой и не сравнивай их».

Должен признать, что мне с трудом дается это духовное упражнение: отчасти из-за моего несколько раздутого эго, отчасти — из-за профессиональной привычки много говорить и учить окружающих, ведь я преподаватель. Но когда я следую этому совету, результаты поражают меня. Мало кто желает слушать лекции за ужином или на светском приеме. Если уж на то пошло, мало кто вообще любит выслушивать лекции! Поэтому одним из побочных эффектов воздержания от них станет то, что вы станете более желанным гостем на любых мероприятиях.

При ближайшем рассмотрении приведенный Эпиктетом перечень тем, на которые не стоит говорить, весьма показателен. Сегодня вместо гладиаторов мы обсуждаем звезд спорта, кино, музыкальной индустрии и прочих «селебритис» (которые, как поется в мюзикле «Чикаго», «знамениты лишь тем, что они знамениты»). Почему же мы должны воздерживаться от таких разговоров или по крайней мере предаваться им как можно реже? Да потому что это пустая болтовня. Какое нам дело до того, что съела на завтрак и с кем провела ночь какая-нибудь звезда? Это может прозвучать высокомерно и оскорбительно, но интерес к подобным вещам есть признак неглубокого ума. Проблема в том, что мы считаем, будто «серьезные» разговоры скучны и требуют гораздо больше знаний, концентрации внимания и умственных усилий, чем приятная легкая беседа. Но вспомним участников древнегреческих «симпозиумов» или их римского эквивалента — «конвивиумов» (проще говоря, пиршеств). Они считали, что хорошая вечеринка невозможна без дискуссий на философские, политические и прочие «серьезные» темы. А чтобы сделать разговор более приятным, древние греки и римляне подавали легкое вино и закуски. В эпоху Просвещения по всей Европе открывались частные «салоны», где собирались самые передовые люди того времени (и, разумеется, обычная знать) и где явно не было места скуке.