Массимо Пильюччи - Как быть стоиком - Античная философия и современная жизнь

Горькая правда состоит в том, что людей, которые становятся жертвами когнитивного диссонанса, нельзя назвать глупыми и невежественными. Я встречал множество умных и блестяще образованных людей, которые отвергали эволюционную теорию Дарвина, а ведь это одна из самых убедительно доказанных научных теорий в мире. Но эти люди были вынуждены отвергнуть ее, поскольку им, истым христианам, казалось, будто теория Дарвина вступает в непримиримый конфликт с Библией, их главным жизненным руководством. Действительно, если прийти к суждению типа «или-или» (помните наш разговор о ложной дихотомии?), то есть ограничить свой выбор двумя вариантами — Дарвином и Словом Божьим, то совершенно естественно — и даже разумно — предпочесть Дарвину Бога. Когда я впервые встретился с фундаментальными креационистами, то был глубоко шокирован. В свою защиту могу лишь сказать то, что тогда я был гораздо менее мудрым, чем теперь. Как метко заметил писатель Майкл Шермер [93] Как метко заметил писатель Майкл Шермер…: Michael Shermer, Why People Believe Weird Things (San Francisco: W. H. Freeman, 1997). , чем умнее человек, тем лучше он рационализирует противоречия, порождающие когнитивный диссонанс. Например, меня всегда поражает, сколь блестяще сторонники теории заговора объясняют вещи, которые другие люди воспринимают как зияющие дыры в их знании об устройстве мира.

Что же делать? Как и в других случаях, здесь на помощь приходит психология. Например, установлено, что один из лучших способов побудить студентов [94] Один из лучших способов побудить студентов: Guzzetti, Tonja E. Snyder, Gene V. Glass, and Warren S. Gamas, "Promoting Conceptual Change in Science: A Comparative Meta-analysis of Instructional Interventions from Reading Education and Science Education," Reading Research Quarterly 28 (1993): 116–159. изменить свой концептуальный взгляд на какую-либо научную проблему — специально увеличить их когнитивный диссонанс до такой степени дискомфорта, когда они сами захотят найти более подробную информацию и новые источники знаний для разрешения этого конфликта. Конечно, такое не всегда возможно — и я сомневаюсь, что подобное сработало бы с Медеей или Эйхманом, — но метод ясно может показать, в чем именно состоит препятствие для понимания или принятия той или иной идеи и как это можно исправить. Однако меня беспокоит еще одна вещь, на которую обращали внимание критики Ханны Арендт: не находится ли идея банальности зла, или amathia, в опасной близости к оправданию бесчеловечного поведения? Или по крайней мере не побуждает ли она нас пассивно реагировать на «зло»? Естественно, Эпиктет размышлял и на эту тему: «Такой-то выбранил тебя [95] «Такой-то выбранил тебя…»: «Беседы Эпиктета», IV.5. . Большое спасибо ему, что не ударил. Но и ударил. Большое спасибо, что не поранил. Но и поранил. Большое спасибо, что не убил. В самом деле, когда или у кого мог он узнать, что он есть живое существо кроткое, что взаимолюбивое, что великий ущерб для совершающего несправедливость — сама несправедливость? Так если он не узнал этого и не убедился в этом, почему же ему не следовать тому, что представляется полезным?»

Мне кажется, это очень похоже на заповедь «Подставь другую щеку». Но Эпиктет не ограничивается советом быть снисходительным и терпимым, он объясняет причину несправедливости: человек не понимает, что своими действиями наносит вред прежде всего самому себе, поскольку страдает от amathia, то есть от незнания того, что в действительности хорошо для него. А, как учат стоики, то, что хорошо для отдельного человека, хорошо и для всех людей, поскольку так мы применяем разум для улучшения социальной жизни.

Понимание того, что люди часто делают чудовищные вещи из-за недостатка мудрости, побуждает нас не только к состраданию к другим, но и служит полезным напоминанием о том, как важно развивать собственную мудрость.

13 октября 1992 года, во время очередной избирательной кампании, я наблюдал за теледебатами кандидатов в вице-президенты США. На тот момент я всего два года как переехал в Нью-Йорк из Рима, и сама идея политических дебатов в «информационно-развлекательном формате» была для меня в новинку. В студии находилось трое мужчин: два профессиональных политика, Альберт Гор и Дэн Куэйл, а также человек по имени Джеймс Стокдейл. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке и начал свое выступление весьма неожиданно. «Кто я и зачем нахожусь здесь?» — произнес Стокдейл. Поначалу публика восприняла его слова как демонстративно уничижительные, но вскоре стало понятно: он действительно не понимал, что делал в той телевизионной студии. Тогда я еще не знал, что через пару с лишним десятилетий (и через 10 лет после его смерти) этот неловкий человек станет для меня примером для подражания. Стокдейл был современным стоиком, и его история стоит того, чтобы ее рассказать.