Массимо Пильюччи - Как быть стоиком - Античная философия и современная жизнь

Не так давно я посетил «Гионе» — один из множества небольших театров, которые можно найти в кварталах старого Рима. Показывали классическую трагедию Еврипида «Медея». Впервые она была исполнена в Афинах на Великих Дионисиях в 431 году до нашей эры. Тогда премьера провалилась, и Еврипид занял на состязании драматургов последнее место, а победителем был признан Евфорион. Но время расставило все по своим местам: пьеса Евфориона с тех пор была фактически забыта, а «Медея» на протяжении последнего столетия ставилась на сцене чаще всех остальных греческих трагедий.

В спектакле, который смотрел я, главную роль исполняла замечательная итальянская актриса Барбара де Росси. Играть Медею сложно, поскольку актрисе необходимо каким-то образом пробудить у публики симпатию к своей героине — а ведь та убивает собственных детей в отместку мужу. Ясон (один из аргонавтов) бросил жену ради другой женщины. Хор, который традиционно участвует в действии древнегреческой пьесы, настолько шокирован произошедшим (как, вероятно, были шокированы и первые афинские зрители трагедии), что попросту отказывается это осмыслить:

Де Росси сыграла прекрасно, но, конечно же, главная заслуга принадлежит Еврипиду, блестящему исследователю сложного человеческого состояния, когда в нем переплетаются любовь и ненависть. Сначала Медея помогла Ясону украсть магическое Золотое руно, ради чего она предала своего отца, царя Колхиды, и убила брата. Все это — из-за любви к Ясону, а также для того, чтобы бежать из своей «варварской» страны в цивилизованную Грецию (помните, что пьеса была написана греком). Одна из интригующих особенностей пьесы состоит в том, что она может быть интерпретирована и как история о женоненавистничестве и ксенофобии (Медея — женщина и представитель варварского народа), и как протофеминистский сюжет о борьбе женщины в патриархальном обществе.

Хотя бурные чувства Медеи весьма далеки от проповедуемых стоиками бесстрастности и самоконтроля, Эпиктет выбрал именно эту историю, чтобы проиллюстрировать некоторые важные мысли о человеческой природе и философской практике. По этой причине нам придется познакомиться с Медеей ближе, так что держитесь крепче.

Как учитель философии, Эпиктет сталкивался с той же проблемой, что и все преподаватели этой науки во все времена (и я в том числе): студенты хотят изучать предмет, но родители говорят им, что это бесполезное занятие и пустая трата времени. Эпиктет советовал в таком случае следующее: «И вот какое оправдание [81] «И вот какое оправдание…»: «Беседы Эпиктета», I.26. следовало бы приводить перед теми родителями, которые гневаются на то, что их дети занимаются философией: "Так, значит, я ошибаюсь, отец, и не знаю того, что мне надлежит и что подобает. Если этому нельзя ни научиться, ни научить, почему ты винишь меня? Если можно научить, учи. А если сам ты не можешь, дай мне научиться у тех, кто говорит, что знает это. В самом деле, что ты думаешь? Что я по своей воле впадаю в зло и терплю неуспех в благе?"» Что же, довод весомый. Только, на мой взгляд, тут есть одно «но»: несмотря на «полезность» подобных разговоров, они не решают сути проблемы, а она состоит не только в том, чтобы утверждать, что изучение философии сделает вас лучшим человеком, но и убедительно доказывать это.

На это мое возражение Эпиктет ответил следующим образом: «И в чем причина того [82] «И в чем причина того…»: «Беседы Эпиктета», I.28. , что мы соглашаемся с чем-то? В том, что нам представляется, что это существует. Таким образом, с чем-то представляющимся, что это не существует, невозможно соглашаться. Почему? Потому что такова природа мысли — истинное признавать, ложное — отвергать, а при неясном — воздерживаться от суждения». И этот довод хорош, но как насчет конкретного примера, который сразу же убедил бы родителей моих студентов? «"Проникнись, если можешь, уверенностью, что сейчас ночь". Невозможно. "Отбрось уверенность, что день". Невозможно… Так вот, когда кто-то соглашается с ложным, знай, что это не с ложным он хотел согласиться, — ведь всякая душа лишается истины не по своей воле, как говорит Платон, — а ему ложное показалось истинным». Интригующая мысль, не так ли? Никто из нас не ошибается нарочно. Что бы мы ни делали, мы считаем, что поступаем правильно, поскольку это соответствует установленным нами самими или перенятым у других критериям правильности.