Фриц Морген - Основы метасатанизма. Часть I. Сорок правил метасатаниста

Другими словами, сатанист любит всех без исключения людей. Но некоторых при этом ещё и ненавидит.

В-11-8: Из чего следует, что сатанист любит всех людей? Я вот к подавляющему большинству людей совершенно равнодушен

О: Следует из свойств человеческого тела. Наше тело так устроено, что любит есть, спать, заниматься спортом и быть в обществе других живых существ.

Совсем не обязательно при этом любить всё население земного шара. Вполне достаточно любить некоторых людей.

Ну, представим себе, например, человека, который любит заниматься гандболом. Можно про него сказать, что он любит спорт? Однозначно. Наш гандболист получает огромное удовольствие от тренировок.

Тем не менее, к бадминтону, самбо и стрельбе из спортивного арбалета этот спортсмен абсолютно равнодушен.

Помните шутку долговязого Джона Сильвера? Ну, что «те из вас, кто останется в живых, позавидуют мёртвым»? Старый пират неплохо разбирался в жизни. Мертвецам и в самом деле отлично живётся.

Мертвец, например, абсолютно уверен в завтрашнем дне. Мертвеца не уволят с работы. Мертвеца не посадят в тюрьму. Мертвецы не болеют и не умирают. И даже проблема прокорма собственной семьи у мертвеца не стоит: отцом семейства мертвец быть никак не может.

Другими словами, мертвецы не мучаются бессонницей, думая о своих проблемах. У них нет ни бессонницы, ни проблем.

В-12-1: Но ведь и радостей у мертвецов тоже нет?

О: Да. Умирая человек вместе со заботами лишается и всех радостей. Однако для многих это выгодный обмен.

Мы живём сейчас в культуре страха. Червь опасения за будущее не только изливает свой яд в человеческие головы, но и направляет людей по определённому пути.

«Нужно учиться в школе, иначе останешься неучем и не сможешь устроиться на работу».

«Нужно поступить в институт, или попадёшь в армию».

«Работай, или тебя уволят и перестанут платить деньги».

Много ли радости — жить в постоянной тревоге и заботах?

…за то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься.

Увы, главное, что нужно обычному человеку, не герою и не бомжу — это «уверенность в завтрашнем дне». Которой у обычного человека, к сожалению, и близко нет. Однако у обычного человека всегда есть способ эту вожделенную уверенность в завтрашнем дне обрести.

Стать мертвецом.

Ссылки:

Путь станка.(http://fritzmorgen.livejournal.com/74740.html)

Культура страха.(http://fritzmorgen.livejournal.com/78280.html)

В-12-2: Если всё так плохо, почему же мы не наблюдаем вокруг массовых самоубийств?

О: Почему же не наблюдаем? В Китае, например, случается и такое.

Это происходит, когда китайские мужчины уходят на заработки и в деревне остаются только женщины. Они живут чисто женским коллективом год, два, много лет. И если такое существование становится невыносимым, женщины совершают групповое самоубийство.

Впрочем, надо отметить, что кроме желания избавиться от страданий ими движет ещё и месть. Дамы рассчитывают, что превратятся после смерти в злых духов, которые будут мстить своим обидчикам.

Что же касается России, Украины и прочих стран, где массовые самоубийства являются экзотикой… думаю, объяснение в том, что человек принимает решение чувствами, а не мозгом. Чувства же категорически против безвременной смерти. Человек — очень прочное существо, и нужно сильно постараться, чтобы вытравить из него тягу к жизни.

В-12-3: Что конкретно удерживает страдающего человека от самоубийства?

О: Разные есть мнения на этот счёт. Достоевский, например, полагал, что самоубийцы боятся совершить грех самоубийства и попасть в Ад. Ведь Ад лишает самоубийство смысла: зачем становиться мертвецом, если это принесёт только новые страдания?

Ну и про боль Достоевский тоже хорошо написал.

— Да разве нет способов умирать без боли?

— Представьте, — остановился он предо мною, — представьте камень такой величины, как с большой дом; он висит, а вы под ним; если он упадет на вас, на голову — будет вам больно?

— Камень с дом? Конечно, страшно.

— Я не про страх; будет больно?