Эвальд Ильенков - Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении

Но на акт абстрагирования сильнейшее -- и даже доминирующее -- влияние оказывают высшие этажи духовного строя -- моральные, правовые, религиозные и тому подобные общественные нормы, вплоть до логических. Последние чаще всего не осознаются абстрагирующим индивидом, а командуют им как бы исподтишка, за его спиной, а субъектом некритически принимаются за самоочевидные формы самого чувственно-предлежащего материала. Общественная природа и реальность абстрагирующей деятельности -- вот что было вскрыто Гегелем в идеалистической форме представления об "абсолютном субъекте-субстанции" всякого знания.

Фрагмент, пространно процитированный нами выше, раскрывает еще одну важнейшую и характернейшую черту гегелевского подхода к проблеме абстрактного и конкретного. Это -- идеалистически абсолютизированное понимание того факта, что чувственно-предлежащий человеку мир вещей и явлений есть не вечная, не исторически данная самой природой реальность, пассивно отражаемая столь же неисторически толкуемой чувственностью, а прежде всего -- продукт чувственной деятельности самого же человека. При этом сама чувственно-практическая деятельность понимается Гегелем по существу идеалистически, как деятельность, опредмечивающая моральные, правовые, религиозные, художественные нормы, своекорыстные интересы или логически добытые истины.

В примерах, фигурирующих в фельетоне "Кто мыслит абстрактно?", персонажи мыслят и говорят о таких чувственно-данных предметах, явлениях или событиях, которые очень легко истолковать как "отчужденные образы сознания". Отрубленная голова правонарушителя, крест христиан, темляк австрийского офицера и т.д. и т.п. -- все это суть действительно продукты сознательной деятельности общественного человека, "опредметившей" в них определенные правовые, моральные, религиозные или нравственные нормы.

То есть -- подлинным основанием абстракций, производимых персонажами анекдотов, оказываются именно общественно принятые нормы, традиционно принимаемые индивидуальным сознанием как нечто само по себе разумное и разумеющееся. И это потому, что они прежде всего овеществлены в самом чувственно-данном предмете. Любой чувственно-данный предмет в гегелевской феноменологии сознания истолковывается как продукт деятельности другого человека, или, точнее, как продукт деятельности всей совокупности других людей. Предметная чувственно-данная реальность утрачивает тем самым свое самостоятельное значение и предстает в итоге только как предметное бытие человека для человека, как сознательно или бессознательно овеществленная цель человека.

В этой концепции -- как и вообще у Гегеля -- гениальное прозрение органически переплетено с ложно-идеалистической подосновой. И этой подосновой является прежде всего общее понимание деятельности человека, как деятельности, с самого начала руководящейся чисто духовными мотивами. Об этом мы подробнее будем говорить ниже. Пока постараемся как можно тщательнее выявить рациональное зерно его постановки вопроса.

Поскольку предмет понимается как предметное бытие человека для человека, как выраженная в вещи духовная индивидуальность другого человека, постольку и бытие человека для человека истолковывается как предметное бытие. Дух сообщается духу только через вещи, через чувственное бытие. Непосредственное общение индивидуальных духов -- грубые представления о магнетизме, спиритизм и т.п. -- Гегель, если и не отвергает с порога, то во всяком случае не придает им серьезного значения для теоретического понимания вопроса.

Но далее как раз и начинается специфический идеализм гегелевской "Феноменологии духа". Первой и исторически и логически формой "опредмечивания" человека, превращение духовного "Я" в предметное, чувственно воспринимаемое бытие для другого человека, а тем самым и для себя самого -- первый акт превращения человека в человека -- Гегель усматривает в пробуждении способности давать имена, названия.

Пробуждение этой способности в его концепции предшествует любой другой форме превращения идеального бытия субъекта в чувственно-предметное бытие, воспринимаемое другим человеком.

Чувственно-практическая же деятельность, изменяющая формы, данные природой, -- общественным труд в марксовом понимании этого понятия, -- в системе Гегеля выступает как следствие, как производное от способности давать чувственно-данным образам имена. Реальная картина тем самым и перевертывается. Дух оказывается способным конструировать царство абстрактных имен до того и независимо от того, что человек чувственно-практически овладевает независимым от него и вне его находящимся предметным миром, занимается общественным трудом.