Данэм Берроуз - Человек против мифов

Оно и верно: ничто не гарантирует добродетель с такой надежностью, как обожествление, внезапное слияние – как бы оно ни было достигнуто – человеческого с божественным. Римские императоры, тоже не новички в преступлении, прекрасно владели такой методой. Существо, созданное путем обычного оплодотворения яйцеклетки и подверженное всем перипетиям родительских генов, преображается в некую эманацию, нисходящую с небес, или с солнца, или, как говорится в более отвечающих действительности тевтонских мифах, с первобытного дерева. Bonum est quid Deus vult: чего хочет бог, то и благо. Богоподобное существо не может творить несправедливостей, даже когда убивает миллионы людей "низшей" расы.

Тем не менее коварства недостаточно, даже если оно подкреплено искусством пропаганды и слишком переоцененным культом Великой Лжи. Макиавелли говорит:

"...все вооруженные пророки побеждали, все невооруженные погибали. Помимо указанных причин, настроение народа переменчиво, и, хотя легко убедить его, утвердить его в неизменном убеждении трудно. Ввиду этого необходимо принять такие меры, чтобы, когда народ перестает верить, его можно было бы заставить верить силой" [62] Там же, гл. VI. .

Макиавелли совершенно явственно признает тезис, который Линкольн сделал знаменитым в Америке: "Невозможно дурачить весь народ все время". Потому что если "настроение народа переменчиво", то это не из-за его природной шаткости, а из-за того, что он неизбежно разоблачает замыслы правителей. Макиавелли оказал им большую услугу своим ученикам, если бы прояснил этот пункт, потому что они как-то всегда пропускали его мимо ушей. У правящей элиты много разного рода слепоты, но всего опаснее ее вера в то, что народ никогда ничего не узнает. Люди все-таки узнают, и не только без всяких книг и без образования, но даже тогда, когда книги лгут, а образование оглупляет. Школа болезней и уроки голодного желудка способны выстоять даже перед самым ловким обманом.

Когда коварство не удается, тогда, говорит наш учитель, надо применить насилие, но насилие надо применять с коварством. Правитель не должен прибегать к насилию, так сказать, в простоте души, а расчетливо и молниеносно.

"...Вред должен наноситься весь сразу, чтобы его кратковременное переживание порождало меньше обиды; благодеяния надо раздавать мало-помалу, чтобы память о них сохранялась дольше" [63] Там же, гл. VIII. .

Стремительность насилия дезорганизует сопротивление и лишает его упорядоченности. Когда оно соберется с силами, насилие уже прекратилось, коварство снова завладело сценой и у противника нет непосредственного повода для того, чтобы, в свою очередь, прибегнуть к силе.

Уловив теперь главную суть учения, мы можем уже не углубляться во всю премудрость "Государя", хотя подробное знакомство с этой книгой послужит на пользу всякому изучающему ее. Она с такой полнотой вскрывает внутренний механизм власти, что становится бесценным гидом при ознакомлении с образом действий властителей, будь то экономических или политических. Однако наша теперешняя задача несколько ограниченней, потому что мы хотим не выводить на чистую воду конкретные секреты конкретных правителей, а только определить достоинства жизни, построенной по таким принципам. Словом, что мы должны думать о человеке или группе людей, единственная цель которых – самовозвеличение, достигаемое всеми средствами, какие могут изобрести коварство и насилие? И опять-таки должны ли мы стремиться усвоить каждый для себя подобные цели и подобные методы?

В каком-то смысле каждый живет двойной жизнью – одной в более узком, другой в более широком круге. Узкий круг включает людей, с которыми мы соприкасаемся в повседневности: семья, друзья, знакомые, сотрудники. Широкий круг – все общество нашей страны, в котором мы живем. Оба круга связаны и все же различны, и наше поведение в них неодинаково. К обществу в целом мы не можем относиться с той же интимностью и дружественностью, какую чувствуем по отношению к семье и друзьям, хотя мы можем смотреть на него с одобрением и даже любовью. Думая о том, что хорошо для общества, мы думаем в общих экономических и политических терминах; думая о том, что хорошо для наших друзей и семьи, мы уже с меньшей обобщенностью, с большей конкретностью думаем об отдельных человеческих существах.

У меня нет намерения заострять это различие сверх определенных пределов, потому что наша жизнь в каждом из обоих кругов так или иначе зависит от нашей жизни в другом. Скажем, занятие определенной позиции по отношению к важному социальному вопросу очень легко может сотрясти наши дружеские и семейные связи. Однако различение поможет нам составить представление об этике эгоизма. Ведь, согласно ее собственным утверждениям, она не только реалистична и практична, она единственная реалистичная и практичная этика. Все остальное, говорят последователи Макиавелли, есть иллюзия и романтизм. Это далеко идущая и заслуживающая главного внимания заявка.