Данэм Берроуз: Человек против мифов

А вот другой, гораздо более тонкий вариант той же идеи: мы хотим распространить избирательное право на миллионы людей, которые его лишены? Невозможно: сначала они должны получить образование. Мы хотим отменить некоторую дискриминацию против евреев и негров? Невозможно: сначала нужно изменить человеческие "взгляды". Мы желаем решительно улучшить природу общества? Невозможно: сначала следует изменить человеческие души, "материализм" должен отступить перед "духовностью".

Может показаться, что взгляды этой последней категории допускают возможность изменения человеческой природы. Но это впечатление обманчиво, так как признаваемое изменение полностью отрывается от социальной среды, в которой оно только и может произойти. Таким образом, изменение становится отвлеченной идеей, приятно парящей в умах ее приверженцев.

Возьмем, например, лишение американских негров избирательных прав. Наш воображаемый противник говорит, что он как демократ любит негров, но он считает, что сначала они должны получить образование, а уж потом голосовать. Прекрасно, мы восхищены его демократичной любовью к ближнему. Но получить необходимое образование негры могут, только получив соответствующий доступ в школы. А получить соответствующий доступ в школы они могут только при наличии соответствующих государственных ассигнований. А соответствующие государственные ассигнования будут выделены только при избрании таких законодателей, которые будут истинными представителями людей, лишенных избирательных прав. А таких законодателей будет мало до тех пор, пока людям, лишенным избирательных прав, не позволят голосовать. Поэтому наш приятель, откладывая участие негров в голосовании, откладывает и их образование, которое ведь и призвано подготовить людей для права голоса. Он сам препятствует тем изменениям, которых, по его словам, желает, и циники могут предположить, что в действительности он никогда к ним и не стремился.

Довольно легко быть идеалистом, пока идеалы не связаны с действием. Подобные люди перед лицом неопровержимых аргументов или необходимости решения обычно прячутся за утверждение о том, что никакие реальные изменения невозможны, паши усилия ведут лишь к несущественным улучшениям. Ибо защита неосуществимости изменений – это фактически защита невозможности изменения вообще. Так что третий вариант рассматриваемой идеи сводится к первым двум. Их стоит рассмотреть.

Утверждения, представленные в первой группе, объясняют определенные экономические и политические меры тем, что людям "естественно" поступать таким-то образом. Это высказывание – не простая констатация факта, а его косвенное оправдание. Приверженцы этой точки зрения, носящей многообещающее название "реалистической", способны если не глубоко, то пространно рассуждать о неизменных установленных природой или богом законах человеческого поведения. Картина небесного движения планет всегда вызывала у наблюдателей восхищение и даже благоговейный страх. Перенесите эти чувства на столь же неизбежное движение людей, и вы убедитесь, что даже преступления и жестокости людей начинают приобретать космическое величие. Невозмутимый реалист дает волю чувствам и радостно покоряется непобедимому статус-кво.

Взгляды, представленные во второй группе, очень близки к взглядам первой, если не считать того, что они полностью пренебрегают этикой. Сторонники этих взглядов, не обремененные моральными соображениями, чувствуют себя еще привольней. Они, пожалуй, согласятся, что войны и голод, конечно, ужасны. Но вопрос не в том, что вы хотите, скажут они, а в том, на что вы можете рассчитывать; а именно в силу человеческой природы войны и голод неизбежны. Равенство, конечно, восхитительная вещь, но, к сожалению, "факты" говорят, что одни люди стоят ниже других и их никак не уравнять.

Здесь перед нами реалист, который был бы идеалистом, если бы вульгарный здравый смысл постоянно не давал ему дурацких советов. Он совершенно согласен с любым принципом, который слывет благородным, и посему утверждает, что сердце его всегда на правой стороне, где бы эта сомнительная сторона ни находилась. Не он придерживается принципов: принципы поддерживают его. Он сочетает удовольствие от своей добродетельности с удобством бездействия. Можете вообразить, как он счастлив.

Во всей этой пестроте взглядов и темпераментов мы теперь можем обнаружить общую цель. Эта цель – вовсе не просвещение человечества светом научных знаний, а, наоборот, предотвращение социальных перемен с помощью сумерек вымышленной безысходности. Если людей удастся убедить в том, что между ними и их сокровенными мечтами лежит непреодолимая пропасть, то они (как полагают) прекратят свою борьбу за лучшее и удовольствуются крохами, которыми облагодетельствует их судьба. Усмиренные подобной философией, они смогут прострадать всю свою короткую жизнь в убеждении, что тяжкий труд, крушение надежд, смерть и все прочие постигшие их несчастья посланы им самой природой.