П Чаадаев - Отрывки и разные мысли

205. Перед нами произведения молодого французского философа [139], человека во многих отношениях очень умного, стоящего совершенно особняком от философской клики своей страны, но, к несчастью, находящегося также в полном неведении того, что происходит по ту сторону Рейна, и судящего о философии вообще по той, которой учат в в коллеж де Франс. А надо сказать, что страна, в которой увидел свет родоначальник современной философии [140], не пользовалась его наследием; в наши дни это замечательное наследство не является достоянием ни г-на Кузена, ни г-на Жуфруа.

206. Наш автор, например, громко возражает против притязаний очень известной во Франции школы, которая хотела бы упразднить чувство личное и заменить его чувством общественным. В этом он совершенно прав, но он не прав, смешивая это младенческое учение с учением немецких философов. Мы берем на себя смелость уверить его, что нет ничего общего между гуманитарными теориями французов и серьезной философией, предметом которой являются вопросы совершенно иного порядка, чем частные вопросы жизни того общества, в котором сталкиваются все логические и политические анархические теории. Эта философия стремится к определению связи между миром внешним и миром внутренним, к примирению идеи с действительностью: все эти вопросы, которые человеческий ум ставил себе искони, которые христианство разрешило по своему при помощи веры, но которые еще никогда не были разрешены разумом. Поэтому можно сказать, что дело этой философии есть дело христианства, перенесенное или продолженное на почве чистой мысли; как видите, отсюда далеко до фурьеризма, до казарменного размещения человечества по фаланстерам. Общественные вопросы ждут разрешения всех проблем жизни, но в философской области они должны будут раскрываться сами собой, когда разум будет окончательно утвержден, идея завершена, логическое действие совершено: до тех пор философии нечего сказать по этому поводу.

207. В общем нет разногласий по вопросу о том, что нравственная личность, созданная христианством, иная, нежели та, которую породило язычество. И что же! Теперь философия занята воссозданием личности логической. Кто же ведет речь об уничтожении Я, о замене его каким-то отвлеченным сознанием человечества в целом? Речь идет только о том, чтобы воссоздать это Я на основе более достоверной; вот и все. Если вы хотите знать каким методом философия думает достигнуть этой желанной цели, я скажу вам: она прежде всего ищет вокруг себя нечто такое, в чем был бы уже осуществлен тот великий синтетический факт, который она хочет осуществить, или, лучше сказать, нечто такое, в чем никогда не было разделения между двумя первичными началами мира, и не было их кажущегося антагонизма, — и это свое искомое она находит в идее абсолютного бытия. Абсолютное же бытие есть свойство только абсолютного разума, поэтому абсолютный разум и является отныне объектом ее изучения, ее размышления, ее анализа. Все его проявления, где бы она их ни встретила, она запомнит, она обдумает каждое в отдельности, она исследует все века, дойдет до современного положения, таящего в себе итог истекших времен, она, наконец, попытается предвидеть факты, еще не свершившиеся, но витающие уже в туманной дали будущего; весь этот труд она передаст мысли человека и предложит ей продолжать его методом, ею разработанным. Она не только не замышляет уничтожить субъект, — наоборот, она на него возлагает выполнение всей задачи, заставив его предварительно осознать свою природу; тогда как, с другой стороны, дав нам точное представление об объекте, она и субъект и объект выводит из области неопределенной абстракции, вводит их в действительность и таким образом уже ныне в известном отношении осуществляет то их согласование, которое она должна была найти лишь в конце своей деятельности. Такова философия наших дней.

208. Извлечение из разбора Историософии г-на Цешковского г-ном Михелетом из Берлина (перевод с немецкого) [141]. Картина будущей исторической науки, которую рисует автор, в своей основе ничем не отличается от той, которую можно произвести согласно учениям умозрительной философии. Вот в каких выражениях он излагает свою идею: "Необходимо, — говорит он, — чтобы абсолютная идея слилась, наконец, с абсолютным бытием, однако, не извращая себя; при этом необходимо, чтобы единство двух природ, природы божественной и природы человеческой, отныне перестало, следуя устарелой концепции, пребывать только в личном ощущении или быть не чем иным, как простым отвлеченным понятием совершенно вне сферы разума, так, как это показывают новейшие учения; необходимо, чтобы это единство впредь порождалось только собственной энергией или посредством воли мирового разума, проявляющегося в действии. Может быть, оно и откроется еще раз миру ощущений, но не непосредственно, как во время первой эпохи его развития; оно придет к к этому постепенно, полностью наполненное новыми элементами, введенными в него последующим развитием. Эта новая фаза его прогресса должна быть рассматриваема как истинное оправдание материи, как окончательное согласование Идеи с Действительностью. Некогда видели искусство, превзойденное мыслью и размышлением; теперь увидят философию, превзойденную действием и общением. Эта изумительная деятельность человеческого сознания ныне стремится проникнуть повсюду; эта испытываемая человечеством глубокая потребность дать себе отчет во всем, это нетерпение внутреннего чувства, опережающее действие, — все это является не чем иным, как свидетельством того направления, на которое мы указывали, предпосылками тех следствий, о которых мы сообщали. Можно сказать, что открывая новые философские методы, ум открыл истинный философский камень, столь долго и столь тщетно разыскиваемый. Вот он, перед нами; речь идет уже только о том, чтобы извлечь чудеса, заключающиеся в нем. Философии теперь больше ничего не остается, как растворить настежь двери алтаря, как изложить доступным языком свои эзотерические учения. Вся ее деятельность отныне должна быть направлена на объяснение хаоса человеческого общества, на то, чтобы заставить истину спуститься из области идеи в область действительности.