В Ирхин - Крылья Феникса; Введение в квантовую мифофизику

(М. К. Мамардашвили. Кантианские вариации)

С этой точки зрения знаменитое ленинское определение материи (объективная реальность, существующая помимо нашего сознания и данная нам в ощущениях) является неполным. Ощущения -- штука хитрая, о чем знают не только философы, но и сочинители анекдотов (разработано новое средство анестезии: вата в ушах хирурга... ха-ха!). Но дело даже не в этом. Когда новое понятие вводится, скажем, в математике, это должно, в качестве мотивировки, сопровождаться доказательством, что существует хотя бы один объект с соответствующими свойствами. Можно ли доказать наличие объективной реальности, существующей помимо нашего сознания? Непонятно даже, как приниматься за такое доказательство. Математика подсказывает нам выход: если нельзя, но очень хочется, можно постулировать -- тогда существование объективной и т. д. становится аксиомой. Эта аксиома является основной для современной европейской науки (точнее, естествознания), но отвергается практически всеми остальными развитыми мировоззрениями. Тогда определение Ленина (по крайней мере, его первая часть) эквивалентно следующему: материя -- это то, что изучают естественные науки. По крайней мере, так обстояло дело в 1908 году, когда был написан Материализм и эмпириокритицизм.

По мнению многих авторов, создание квантовой физики в первой половине ХХ века радикально изменило ситуацию, приведя к пересмотру естественнонаучных представлений о реальности. Приблизительно в это же время западная философия и теология испытали кризис, связанный с катастрофами XX века, прежде всего с первой и еще более со второй мировой войной. Например, массовое уничтожение людей по национальному признаку (Холокост) было многими воспринято как крушение традиционных европейских ценностей. На первый взгляд, сопоставление этих революций (мы употребляем это слово, абстрагируясь от любого оценочного смысла, для характеристики любых резких изменений основ; в этом смысле революция и контрреволюция для нас -- одно и то же) кажется странным и даже, возможно, кощунственным. В конце концов, пересмотр основ теоретической физики, как можно думать, касается горстки специалистов (на самом деле так думать все-таки нельзя, особенно если вспомнить о таком проявлении научной революции как водородная бомба), в то время как политические катастрофы XX века стоили жизни десяткам, если не сотням, миллионов людей. Но ведь начинается все всегда с достаточно безобидных (потому что слова, слова, слова) метафизических парадоксов. Ницшевский крик отчаяния Бог умер превращается эпигонами в интеллектуальные упражнения, за которыми следует утрата или уничтожение жизненно важных вещей. Воистину, хула на Духа Святого была и остается единственным непрощаемым грехом. Наука же, начиная с XVIII века, все больше и больше претендует на роль замкнутого мировоззрения. Так или иначе, почти любые философские и даже теологические построения последних двухсот-трехсот лет конструируются с оглядкой на естественнонаучную картину мира, даже если под оглядкой подразумевается отталкивание (подобное попыткам не думать о черной обезьяне из известной истории про Ходжу Насреддина).

Открыв наук зеленый том

я долго плакал, а потом

его закрыл и бросил в реку.

Науки вредны человеку.

(Д. Хармс)

К счастью для себя, очень и очень многие люди действительно решили неразрешимую проблему и не думают об обезьяне (то бишь о естественнонаучной картине мира); простейшее решение состоит в том, чтобы не думать вообще ни о чем, руководствуясь социально полезными инстинктами и рефлексами (в XX веке много и убедительно, хотя и довольно обидно, говорил о спящем человеке, подобном заводной машинке, известный мистик и оккультист Г. Гурджиев, да и не он один, конечно). Почему к счастью? Это станет совершенно понятным, если только вдуматься, во что именно должен верить человек, принимающий всерьез все то, чему учат в школе. Он должен верить в то, что живет в крохотной части враждебной и, в целом, абсолютно не приспособленной для жизни Вселенной; он живет даже не просто на маленькой планете, а в тончайшем слое на поверхности этой планеты между лишенным воздуха и пронизанным смертоносными излучениями пространством и сжатой раскаленной магмой. Среда вокруг него и его собственный организм кишмя кишат паразитами, действующими на молекулярном, клеточном и всех остальных уровнях; в любой момент они могут загрызть его до смерти -- если эта самая смерть не произойдет по любой из миллиарда остальных причин.