Моя «гипотеза», вы предугадываете, какой смысл я вкладываю отныне в это слово, заключается в том, что спекулятивная структура находит и уместность и потребность в таком маршруте.
Каким же образом ухитряется смерть затаиться в конечном его Пункте, во всех имеющихся пунктах, при этом все три переплетены и образуют одно составное целое этой структуры, во всех проявлениях этой спекуляции?
Всякий раз, когда один из этих «членов», псевдочленов или псевдоподов, приближается к своему собственному завершению , следовательно, к своему иному, без обсуждения, без спекуляции, без посредничества третьего лица, и всякий раз это приводит к летальному исходу, к смертельному завороту, который расстраивает все их изворотливые расчеты. Если принцип реальности автономен и функционирует самостоятельно (абсурдная по определению гипотеза, относящаяся, что называется, к области патологии), то он при этом отрешается от какого бы то ни было удовольствия и какого-либо желания, от какого бы то ни было автоаффективного отношения, без которого невозможно возникновение ни желания, ни удовольствия. Это и есть присуждение к смерти, той самой, что настигает и на двух оставшихся пунктах маршрута: как по причине того, что якобы принцип реальности утверждается и без наличия удовольствия, так и от того, что он якобы ставит смерть на службу, отданную ему на откуп принципом удовольствия. Он, принцип реальности, возможно, и сам примет смерть на своем посту от чересчур экономного подхода к удовольствию, от удовольствия, слишком трепетно относящегося к самому себе, чтобы позволить подобную экономию. Но настал бы черед и удовольствия, которое, чересчур сильно оберегая себя, дошло бы до того, что задохнулось бы в своей экономии от своих собственных накоплений.
Но если пойти в обратном направлении (если это выражение применимо, поскольку вторая вероятность не меняет направление первой), в направлении истоков этого компромиссного соглашения, которым является Umweg — в некотором роде чистая отсрочка, — то это все равно смертный приговор: удовольствию не суждено проявиться никогда. Но хоть когда-нибудь должно ведь удовольствие проявиться? Понятие смерти вписано непостижимым образом «в» отсрочку так же, как и в принцип реальности, служащей ей лишь прикрытием, названием другого «момента», так же, как удовольствие и реальность обмениваются местами между собой.
Опять-таки, следуя в обратном направлении с вашего позволения, так как третья вероятность не меняет направления обеих предыдущих, если принцип удовольствия немедленно освобождается, не отгораживаясь от препятствий внешнего мира или опасностей в общем смысле (в том числе и опасностей психической реальности), или даже следуя своему «собственному» тенденционному закону, который все сводит к самому низкому уровню возбуждения, то это — все «тот же» смертный приговор. На том этапе Фрейдова текста, на котором мы еще удерживаемся, есть единственная однозначно рассматриваемая гипотеза: если существует специфика «сексуальных влечений», то она обусловлена их диким, необузданным, «трудно воспитуемым», недисциплинированным нравом. Эти влечения имеют склонность не подчиняться принципу реальности. Но что же в таком случае может указывать на то, что последний является не чем иным, как принципом удовольствия? Что же может означать другое если не то, что сексуальное начало никак не связывается с удовольствием, с наслаждением? и что сексуальное, если только это не порыв влечения, даже прежде чем найдется совсем другое определение, является силой, оказывающей сопротивление связыванию или ограничительной структуре? своему самосохранению, тому, что охраняет ее от себя самой; оказывает сопротивление своему естеству, самому естеству? рациональности?
В таком случае все это обрекается на смерть, путем побуждения-позволения перепрыгнуть через перила, которые, однако, являются ее собственным продуктом, ее собственной модификацией, как ПР является модифицированным ПУ (произносите как вам заблагорассудится, эта родовая ветвь найдет свое продолжение во время следующего сеанса, поскольку суть заключается, как вы можете вообразить, в видоизменении подобного потомства).
Итак, мы имеем здесь следующий ведущий принцип, принцип функционирования принципов, который может только дифференцироваться. Фрейд упоминает об этой дифференциации, называет ее последующей, когда говорит о Umweg принципа реальности: «Принцип удовольствия еще долгое время остается методом работы сексуальных влечений, которые являются «трудно воспитуемыми», и мы повторно встречаемся с тем фактом, что либо под влиянием последних, либо в самом «я» принцип удовольствия берет верх над принципом реальности, принося вред всему организму».
Читать дальше