Кристиан Мадсбьерг - Осмысление. Сила гуманитарного мышления в эпоху алгоритмов

Другими словами, воображение и интуиция лидеров высшего звена умирают от голода. Они долгое время придерживались диеты из сухих фактов и цифр — скудных данных, лишенных жизни, но при изменениях рынка этого будет недостаточно. Руководителям потребуется восстановить связь с эмоциональным — даже бессознательным — контекстом человеческой природы. Именно здесь в игру вступают насыщенные данные.

Как найти насыщенные данные? Нужно изучить человеческую природу во всей сложности и красоте. На этом основан философский метод феноменологии — исследования человеческого опыта в социальных условиях, а не в абстрактных цифрах. Представьте, что вы наблюдаете за львами, охотящимися в саванне. Или их собратьями, поглощающими мясо из мисок в зоопарке. В обоих сценариях львы питаются, но какой из них больше соответствует истинной природе этих хищников?

Рассмотрим в качестве примера понятие любви. В 2012 году самым популярным запросом в Google было «что такое любовь?». Хелен Фишер, специалист в области физической антропологии, предложила ответ, вызвавший бурную реакцию в обществе. На основе результатов томографии головного мозга Фишер с коллегами пришли к выводу, что «романтическая любовь» имеет отношение не к эмоциональной, а мотивационной системе и представляет собой непроизвольную химическую реакцию. Мы любим, потому что нежные чувства побуждают нас вступать в отношения с потенциальными партнерами.

Именно так любовь выглядит в лаборатории или зоопарке. Но Фишер ничего не говорит о том, как мы испытываем любовь. Романтическая любовь как феномен возникла совсем недавно. В Древней Индии это явление считалось опасным, поскольку могло подорвать социальные структуры, а в Средневековье приравнивалось к безумию. Что такое любовь на сегодняшний день? Тысячи адвокатов по бракоразводным делам опровергли бы слова Фишер о системе мотивации. Прояснить природу любви можно, лишь наблюдая за тем, что делают и переживают люди в реальном мире.

В методологии исследования человеческого опыта важно не что-то выдающееся, а обыденное и общее для всех или хотя бы для большинства. Дело не в коэффициенте детерминации или значительном размере выборки, хватит и небольшого количества человек и их ситуаций. Опыт этих людей следует проанализировать, чтобы более полно увидеть общие для всех модели поведения. Такой метод приближает лидеров к людям, чьим интересам они служат.

Руководители часто заявляют, что хотят помочь потребителям, клиентам или сотрудникам, в связи с чем отыскивают их слабые места или неудовлетворенные потребности. Для меня подобные слова по-прежнему означают опасную отдаленность. Эти люди абстрагируются от опыта своих сотрудников и со своих небес не замечают их проблем. Если вы хотите по-настоящему понимать людей, то должны находиться с ними на одном уровне и участвовать в их жизни: видеть то же, что и они, и делать то же самое. Но даже этого недостаточно. Ключ к пониманию культуры в ее призраках: художественном наследии, истории и обычаях. Исследование человеческого опыта создает лучшие возможности, чтобы это увидеть.

Представим, что мы уже провели полевое исследование и сумели проникнуться человеческой природой для лучшего понимания мира. Как добиться новых идей через осмысление? Как сделать настоящее открытие? В каких ситуациях допустимо использовать гипотезу и проверять ее на практике? А когда лучше исключить любые предубеждения? От ответов на эти вопросы зависят способы, которыми мы приходим к умозаключению касательно решения проблемы. Споры длятся уже не один век. Американский философ и логик Чарльз Сандерс Пирс в конце XIX столетия определил три вида рассуждений, которые мы используем при решении проблемы. Каждому из этих методов — дедукции, индукции и абдукции — соответствует разный уровень достоверности.

При дедукции рассуждение берет начало в более общем положении или теории — гипотезе — и затем нисходит к определенной ситуации. «Все женщины смертны. Салли — женщина». Отсюда вывод: «Салли смертна». Дедукция полезна для четко определенных проблем с установленными границами. Но в такое рассуждение не получится включить новую информацию.

Полная противоположность этого вида умозаключений — индукция. Рассуждение начинается с конкретных наблюдений и восходит к теории. Например, известно, что Салли — доктор. Из наблюдений за девушкой мы можем добавить: «Салли только что окончила вуз». Отсюда следует вывод или теория: «Салли окончила медицинский университет». Когда вы рассуждаете с применением индукции, то ограничиваетесь одним набором убеждений. Поэтому такие умозаключения хороши для решения проблем определенного типа с четко очерченным кругом данных и неизвестных величин. Но они бесполезны в отношении вопросов культуры и поведения. Мы видим, что Салли — доктор, и делаем вывод, что девушка училась в медицинском университете. Но будет ли эта ограниченная информация иметь смысл для проблемы, которую мы пытаемся решить? Что, если попытаться понять Салли в абсолютно другом культурном контексте? Например, в мире, где она мама маленьких детей или активный участник политической жизни города. Мы будем лишены доступа к возможным идеям еще до того, как узнаем контекст исследования.