Мераб Мамардашвили: Современная европейская философия (XX век), беседы 1-2

Значит, когда мы говорим о человеческом усилии, пульсациями которого человеческие установления только и живут, то следовательно мы должны говорить и о том, как это усилие совершать. Если что-то в мире зависит от меня, от моего усилия, то это усилие я должен уметь совершать. Религиозные авторы в таких случаях говорили, например, что не только человек нуждается в Боге, но и Бог нуждается в человеке. Понятна эта фраза? То есть, все, что божественно (а божественны такие вещи, о которых я только что говорил), требует к себе соответствующего отношения. В каком смысле божествен закон? Он не психологичен. Ему нет дела до наших состояний радости, волнений и т. д. И его не существует без нашего усилия, без понимания этой фразы.

Совершение этого усилия, таким образом, сложный акт и может поддерживаться только культурой, а к этому имеет отношение философия. То есть, философия, как я уже предупредил вас, не знание, а техника, во-первых, понимания необходимости такого усилия (а это само собой не очень понятно), и, во-вторых, техника совершения этого усилия. Скажем, в каком-то смысле вся античная философия, в лице Платона, если условно считать его наиболее полным выразителем античной философии, есть акт, совершенный Платоном в связи с убийством Сократа. Общество убило Сократа, и это заставило Платона философствовать. Как так? Если Сократа убивают, что же тогда? И Платон ищет ответ на этот вопрос. Сам вопрос распадается на много составных частей, но я хочу сказать, что в акте философствования есть вынуждение. Вынуждение к постановке вопросов. И задавание этих вопросов, рассеивание определенных иллюзий, докапывание до сути дела и есть философия. Поэтому о философии одновременно и увлекательно говорить и трудно. И также трудно ее передавать. Поскольку она связана, повторяю, не просто с усилием чтения текстов, а с усилием самой жизни; чтобы мой акт жизни воспроизводил не меня в мире, а воспроизводил порядок. То есть, если когда я чего-то не делаю, то что-то в мире рушится. Например, рушатся, умирают человеческие законы. Передать все это почти невозможно. Поэтому все, что я буду говорить в дальнейшем, будет, видимо, в каком-то смысле напоминать «проповедь», хотя я надеюсь, что сумею обозначить и какое-то аналитическое содержание, а не просто навеять свое состояние, свои впечатления от характерных для XX века философских учений, которые я могу теперь перечислить. Это: экзистенциализм, феноменология, неопозитивизм или логический позитивизм, философская антропология, философия жизни или философия культуры, герменевтика, метафизика и т. д.

Но — тут сразу же встает следующий вопрос: почему так? Почему каждый раз речь заходит о новой философии, отличной от той, которая была? В частности, о современной философии в отличие от классической. Ведь были же стройные и красивые философские построения XVII, XVIII, Х1Х веков. Почему должна быть другая философия и почему она должна отличаться от предшествующей?

Почему классическая философия — это философия разума, просвещения, рациональности, а современная, как иногда выражаются, это декаданс, вырождение, отказ от идеалов разума, от идеала рациональности? Или, другими словами, почему современная философия в целом характеризуется некоторыми иррационалистическими тенденциями и чертами? Задав, однако, такой вопрос, мы должны вспомнить о великодушии, т. е. о нашей способности вначале вместить, принять даже то, что нам кажется непонятным или неприятным. И тогда, задав себе этот вопрос по правилам великодушия, мы обязаны призадуматься вообще о ситуации, в которой мы оказались в XX веке. То есть, о том, что охватывает жизнь многих стран, многих миллионов людей и ставит их, в общем, перед сходными проблемами? Но что это за проблемы, которые потребовали нового философского языка, новой терминологии? И соответственно — новых имен.

Какие состояния рождены в культуре XX века? Выражены они на языке философии или не выражены? Я же сказал, что, с одной стороны, можно говорить о философии учений, а с другой, существует философия реальная. Например, Эйнштейн не был философом-профессионалом, он не создавал специального философского учения, но некоторые акты физического мышления, совершенные им и лежащие в основе теории относительности, являются несомненно философскими. По своим чертам, но своему способу осуществления. И не важно, применимы к ним слова и термины, заимствованные из философских доктрин или нет. Доктрин может не быть, а философия существует. Следовательно, есть какие-то состояния, для которых уже нашлись символы, циркулирующие в культуре. И в атмосфере этих состояний возникают новые современные философские направления.