Дэниел Куинн - Измаил

— Я ничего подобного не предвидел, когда назвал тебя Измаилом, — сказал он мне. — Но не бойся: я не позволю ей выгнать тебя из моего дома, как выгнала Сара твоего тезку из дома Авраама.

Впрочем, его забавляла мысль о том, что, если ребенок окажется мальчиком, он назовет его Исааком. Однако родилась девочка, получившая имя Рейчел.

Дойдя до этого места в своем повествовании, Измаил так долго сидел молча, закрыв глаза, что я начал гадать: не уснул ли он. Однако он наконец продолжил:

— Не знаю, было ли это мудрое или глупое решение, но мой благодетель счел, что мне следует стать воспитателем малышки, а я — то ли по мудрости, то ли по глупости — порадовался тому, что получаю шанс так ему услужить. Маленькая Рейчел на руках у своего отца проводила в моем обществе почти столько же времени, сколько со своей матерью, что, естественно, не улучшало отношение миссис Соколовой ко мне. Поскольку я мог общаться с девочкой на языке более прямом, чем речь, я был в состоянии успокоить или развлечь ее, когда другим это не удавалось, и постепенно между нами возникла близость, подобная той, которая связывает однояйцовых близнецов, — только я был братом, любимой зверюшкой, учителем и нянькой в одном лице.

Миссис Соколова с нетерпением ждала дня, когда Рейчел пойдет в школу, надеясь, что новые интересы вытеснят меня из ее жизни. Когда этого не произошло, миссис Соколова возобновила свои попытки заставить мужа избавиться от меня, предсказывая, что мое присутствие помешает социальным контактам девочки. Однако общение Рейчел со сверстниками ничуть не пострадало, хотя она и перескочила через три класса начальной школы и один — средней; к своему двадцатому дню рождения Рейчел стала доктором биологии. Впрочем, это обстоятельство не смягчило миссис Соколову: слишком много лет она из-за меня не чувствовала себя хозяйкой в собственном доме.

После смерти моего благодетеля, который умер в 1985 году, моей опекуншей стала Рейчел. Конечно, и речи не могло идти о том, чтобы мне по-прежнему жить в беседке, и Рейчел, используя деньги, завещанные на мое содержание ее отцом, перевезла меня в заранее приготовленное убежище.

Измаил снова умолк на несколько минут, потом продолжил:

— Последующие годы принесли нам разочарование. Я обнаружил, что существование в «убежище» меня не устраивает: проведя всю жизнь в уединении, я хотел теперь каким-то образом проникнуть в самую гущу вашей культуры и испытывал терпение моей новой опекунши все новыми и новыми несбыточными проектами. Со своей стороны миссис Соколова тоже не собиралась сидеть сложа руки и добилась судебного решения, вдвое уменьшившего сумму, оставленную на мое пожизненное содержание.

Только к 1989 году все окончательно прояснилось. Я наконец осознал, что мое призвание — быть учителем, и разработал систему, позволяющую мне удовлетворительно существовать в этом городе.

Сказав это, Измаил кивнул мне, показывая, что на этом его история — или по крайней мере та ее часть, которую он собирался мне сообщить, — закончена.

Бывают случаи, когда желание сказать очень много сковывает язык так же, как отсутствие мыслей вообще. Я не знал, какой отклик на подобный рассказ мог бы оказаться адекватным или уместным. Наконец я задал вопрос, который, впрочем, казался мне столь же бессмысленным, как и десятки других, теснившихся в моей голове.

— Много ли учеников ты нашел?

— Четверых, и со всеми меня постигла неудача.

— Ох… И почему же?

Измаил в задумчивости прикрыл глаза.

— Я недооценил трудности того, чему пытался учить… и еще, я недостаточно хорошо понимал своих учеников.

— Ясно, — пробормотал я. — И чему же ты учишь?

Измаил выбрал свежую ветку из груды, лежащей рядом с ним, осмотрел ее и принялся покусывать, равнодушно глядя мне в глаза. Наконец он ответил:

— Основываясь на том, что я тебе рассказал, какой предмет, ты считаешь, я мог бы лучше всего преподавать?

Я только заморгал и ответил, что не знаю.

— Да нет же, ты знаешь, — возразил он. — Этот предмет таков: неволя.

— Неволя?

— Именно.

Минуту я обдумывал услышанное, потом сказал:

— Никак не пойму, какое отношение это имеет к спасению мира.

Измаил на мгновение задумался.

— Среди людей вашей культуры кто хотел бы уничтожить мир?

— Кто хотел бы уничтожить мир? Насколько мне известно, никто сознательно не хочет этого.

— И все же вы — каждый из вас — уничтожаете его. Каждый из вас ежедневно вносит свою лепту в уничтожение мира.