Александр Пятигорский - Мышление и наблюдение

Мышление, от понимания которого я столь решительно предлагал воздержаться в начале этой лекции, я сейчас попытаюсь ввести в модальном порядке. То есть, вместо постулирования мышления в качестве универсального субъекта в суждениях, где мышление «есть то-то и то-то», я ввожу мышление в качестве универсального предиката в суждениях об объектах наблюдения, где «то-то и то-то» наблюдается как мышление: здесь связкой вместо «есть» будет служить «наблюдается как» — основной модус наблюдения. Отсюда — возможность модального определения мышления. Мы уже знаем, что в обсервационной философии объекты наблюдения наблюдаются только как мышление. Но и мышление — это только как, то есть в смысле чего наблюдаются объекты. Иного смысла у слова «мышление» здесь нет. Как нет и иного мышления. А мыслимы ли иные объекты, иные, нежели те, которые наблюдаются как мышление? Задав этот вопрос, мы фактически возвращаемся к «нечто» и «устроено» нашего Постулата Наблюдения, что в конечном счете приведет нас к «ничто» наблюдаемого объекта, о чем речь пойдет в третьей лекции. Пока же попробуем сформулировать наш вопрос несколько иначе: можно ли себе представить наблюдаемые объекты существующими, хотя и в их, так сказать, принципиальной наблюдаемости, но не в процессе или вне «поля» их актуального наблюдения? Но заметьте, здесь мы говорим именно о наблюдении, а не о восприятии, ощущении или любом другом психическом феномене.

Говоря о языке, я заметил, что обсервационная философия приглашает к смене риторики. Мышление о мышлении не ставит меня ни «лицом к лицу с жизнью», ни «лицом к лицу с самим собой» (Боже упаси!), ни даже «лицом к лицу с другим» (каким «другим», почему- то всегда остается неизвестным). Если бы кто-нибудь меня спросил, зачем я думаю о мышлении (именно зачем, а не почему), то я бы скорее всего ответил: да не зачем, а так, из чистого любопытства. Для меня это не отговорка, а буквальный ответ. То есть хочу знать, что это такое, мышление, и прежде всего — что я сам о нем думаю. Или я переформулирую мой ответ так: наблюдая какой-то объект как мышление, я хочу знать, что я думаю также и о другом объекте, который обозначен словом «мышление» и который тем самым оказывается исключенным из «поля наблюдения» первого объекта, как, впрочем, и вообще из наблюдения в смысле обсервационной философии (в которой, напоминаю, объект наблюдается как мышление, а не мышление как объект).

Тогда я еще раз попытаюсь ответить на вопрос, зачем я думаю о мышлении. Но сейчас я меняю свою позицию в отношении мышления и предлагаю: теперь попробуем думать о мышлении уже не только как имеющем свои объекты, являющиеся содержаниями сознания, но и как о том, что само является одним из содержаний (структур) сознания. Мне кажется, что такая смена позиции даст нам возможность предположить, что мышление обладает каким-то особым качеством, отличающим его от других содержаний сознания. Эта качественная «особенность» мышления как одного из конкретных содержаний сознания может быть охарактеризована следующим образом: во-первых, это такое содержание сознания, которое не редуцируется ни к какому другому содержанию сознания; во-вторых, если представить себе сознание как какое-то «пространство» расположения содержаний сознания, то в этом пространстве невозможно указать на место, где было бы какое-то определенное содержание сознания и где бы не было «мышления» как другого содержания сознания, находящегося в отношении дополнительности к первому. Однако этот переход к позиции сознания в нашем думаний о мышлении предоставляет нам возможность увидеть любое конкретное содержание сознания в его двойственности, то есть увидеть его как объект мышления и как мышление. Этот аспект мышления, в котором оно выступает как «идея мышления» и который я условно называю платоническим, особенно важен при историко-философском рассмотрении мышления как философского понятия, каковым, строго говоря, оно не является в обсервационной философии. [В последней оно сначала вводится в порядке наблюдения (то есть посредством модуса «как»), а затем в качестве эпифеномена рефлексии.] Но посмотрите — философы самых различных направлений крайне редко интересуются мышлением как философским понятием, обладающим своими собственными характеристиками. Мышление у них либо объект логического анализа в уже готовых формах суждений, либо выступает только как содержание мыслимого, либо фигурирует как определенный натурный феномен, абстрагированный от содержания (как в психологии, психофизиологии, биофизике и т.д.), либо как эпифеномен языка и так до бесконечности. В немецкой классической философии это почти всегда критический анализ готовых понятий, категорий и концепций, а в британской эмпирической — идей и представлений, мыслительность которых также остается за пределами философского рассмотрения. Философией мышления безусловно является буддийская философия в большинстве своих школ и направлений. В новой философии философом мышления был, конечно, Декарт, первый, я думаю, кто задал вопрос: как я думаю, когда думаю о том-то и том-то? Он же ответил на этот вопрос подробной экспликацией своего мышления, из которой непрямо выводится его принципиальный онтологический дуализм мышления и бытия. Но для Декарта мышление есть прежде всего мышление о чем-то — только поэтому оно может быть правильным или неправильным, сомнительным или лишенным сомнения. То же, в конце концов, мы видим в феноменологии Гуссерля, где мышление (Denken = cogitatio Декарта) практически есть живой мыслительный акт, действие, вторичное в отношении сознания (Bewusstsein) и совершающееся только в сфере, на почве (Hintergrund) конкретного индивидуального сознания со всеми конкретными содержаниями последнего.