Иван Зорин - Возвращённые метафизики - жизнеописания, эссе, стихотворения в прозе

В нашей памяти хранится прошлое, у Шанкаджуны хранилось воспоминание о будущем. Он знал, что споткнётся, и спотыкался, ведь будущего не избежать. Прежде чем заглянуть в зеркало, чтобы прочитать грядущее, он вспоминал, что уже видел своё новое загля-дывание ещё в прошлый раз, когда украдкой подглядел в зеркало, открывшееся в зеркале. Эта картинка в картинке, содержащая саму себя бесконечное число раз, таила будущее, уходящее, таким образом, вглубь зеркал. Из-за бесконечной повторяемости во времени получалась петля, и, чтобы не сойти с ума, Шанкаджуна закрывал глаза.

Он наслаждался покоем до глубокой старости. Однако в конце жизни всё же разбил зеркало. Быть может, он понял, что мертвец его обманул, наградив своим счастьем - счастьем покойника.

Смолкли цикады, жёлтые листья покрыли и мостик, и реку. За окном - осень.

«Вначале было Слово...»

Я листаю Книгу и ищу слово, которое будет в конце, подозревая, что оно не может быть Богом.

Свет от лампады упёрся в иероглифы, и на душе у меня - как у слепого крота.

Куда выгонит меня смерть? За глухие шторы? В людской муравейник?

Вот что поведал - его рассказ донесли сухие протоколы инквизиции - этот духовидец, предтеча Калиостро и Сведенборга.

- Когда я попал на небо, то, как и все, надеялся встретить там Бога. Но какой-то младший ангел, белый, как мел, разъяснил мне, что Бог занят разбирательством важных дел. «Что может быть важнее моей души?» - возразил я. Но ангел рассмеялся и предложил следовать за ним. Он полетел, шурша крылами, и я едва поспевал прыгать с облака на облако.

- Как же ты мог двигаться, - перебил Эрнандеса судья, - если на небесах нет времени?

Эрнандес не нашёл, что ответить. А обвинитель поставил галку в пункте «Отрицание церковных догматов».

- Ангел привёл меня к пещере, сложенной из туч, и предложил войти, обещая раскрыть великую тайну. С трепетом и надеждой я переступил порог. «Рая или ада?» - гадал я. К моему удивлению, я оказался в обстановке, точно соответствующей моей комнате на земле: те же стол, комод, и постель, откуда ваши стражники выволокли меня четыре дня назад. Только в углу, где у меня была дверь на улицу, темнел проём. Я подошёл ближе и увидел в нём себя. Поначалу я решил, что там висит зеркало, но моё изображение, несмотря на то, что я не шевелился, всё увеличивалось, пока в комнату не вошёл мой двойник. Как и я, он оказался разговорчивым, но этим наше сходство и ограничивалось. Побеседовав с полчаса, я узнал его судьбу, которая разительно отличалась от моей. Он служил землемером, составлял кадастры, а я, как известно, протирщик линз. Да и вкусы наши разнились: я люблю рыбу, он - мясо, я предпочитаю музыку, он - тишину. Он был тем, кем бы я мог быть, имея другие наклонности и характер. Когда я на правах хозяина отвернулся к комоду, где у меня хранилось молодое вино, мой собеседник неожиданно исчез. И вместо него явилась другая фигура, также моя копия. Этот оказался ремесленником по золоту и был, в отличие от меня, женат. Он был угрюм, потому что опасался за детей, оставшихся без присмотра. А потом и он исчез. Его место занял третий, четвёртый. Среди них были разбойники, немые, почтенные граждане, мытари, игроки в кости, точильщики ножей, златошвеи, безумцы, пьяницы, нищие, цари. Один оказался женщиной. И все они были тенями моего «я», его эхом, которое звучит вечность. Как же выбирает смерть, подумал я, из людей, похожих, как капли?

И тут снова явился ангел. Рассыпая повсюду искры, он сложил крылья, как руки при молитве, одно перо при этом оторвалось, провалилось сквозь пол и, кружась, полетело на землю. Он замер изваянием на моей - я понял - будущей гробнице и заговорил, не размыкая губ.

- Достоин ли ты глаз Всевышнего? Молчишь ли с ним на одном языке? Как Он может разъяснить мухе, бьющейся о стекло, что такое солнце?

Посвящённый в тайну тайн, я согласно кивал.

- Да-да, я - это все, все - это я! Любой из живущих -брат мне, потому что он и есть я, которого на самом деле нет! Неважно, кого выбрала смерть. Моё «я» воскресает в каждом - каждый раз иное, потому что на свете нет людей, а есть - Человек! Эти кудри, - здесь Эрнандес тряхнул головой, - ветер рвал ещё при Пилате.

Один прокурор услышал в речах ересь катар, другой - древние, как мир, мифы о первочеловеке, слагающем Вселенную. «Каждый - свой собственный двойник, встретить самого себя неудивительно», - попробовал защитить Эрнандеса третий.