Ноам Хомский - Картезианская лингвистика

Мнение Лейбница о том, что «дух наш всегда выражает все свои будущие мысли и уже мыслит смутно, о чем он когда-либо будет думать отчетливо » [Leibniz 1902, § 26; цит. по: Лейбниц 1982, 151] можно рассматривать как фундаментальное положение, касающееся сущности языка (и мышления), которое мы обсуждали во втором разделе этой книги. 109 [Ср.: Beauzee 1819, xv-xvi]. По его определению, «грамматическая метафизика» есть не что иное, как «обнаженная природа языка, подтверждаемая своими собственными фактами и сведенная к общим понятиям». И далее:

«Тонкости, обнаруживаемые в языке посредством этой метафизики... проистекают из вечного разума, который направляет нас без нашего ведома...

Напрасно думать, что те, кто говорит лучше всех, не замечает этих тончайших принципов. Разве смогли бы они использовать эти принципы на практике столь совершенным образом, если бы их совершенно не осознавали? Я допускаю, что эти люди, возможно, не в состоянии рассуждать о принципах по ходу дела, но по всем правилам, поскольку они не исследовали их во всей их совокупности и систематичности; однако, в конце концов, раз они следуют этим принципам, значит, они ощущают их внутри самих себя; они не в состоянии избежать воздействия той естественной логики, которая, хотя и втайне, но непреодолимо направляет здравые умы во всех их поступках. Но общая грамматика и есть всего лишь рациональное изложение того, каким образом действует эта естественная логика». 110 Ср., однако, выше, с. 119. По-видимому, типичной для картезианской лингвистики является позиция, согласно которой эти принципы, хотя и применяются бессознательно, тем не менее могут осознаваться благодаря интроспекции. 111 « Но как бы мы ни старались обучить их определенным вещам, мы часто замечаем, что они знают наименования сотен иных вещей, которые мы вовсе не собирались им показывать; самое же удивительное во всем этом — наблюдать, как двух-трехлетние дети, исключительно благодаря силе своего внимания, способны извлечь из всех тех конструкций, которые мы используем, когда говорим об одной и той же вещи, имя, которым эту вещь обозначают» [Cordemoy 1677, 47-48].

Кордемуа также обращает внимание на тот факт, что детям легче выучить родной язык, чем взрослым овладеть новым языком.

Интересно сравнить эти совершенно банальные, но абсолютно верные рассуждения с тем изображением процесса овладения языком, которое можно найти у многих современных авторов; в действительности их выводы основаны не на наблюдении, а на априорных предположениях о том, что, по их мнению, должно происходить. Ср., например, спекулятивные рассуждения Блумфилда по поводу того, что все языковые «навыки» формируются посредством упражнений, обучения, стимулирования и подкрепления [Bloomfleld 1933, 29-31]; см. также [Wittgenstein 1958, 1, 12-13, 77; Skinner 1957; Quine 1960] и др.

Иногда в современных исследованиях рассматривается некий процесс «генерализации» или «абстрагирования», который протекает одновременно с созданием ассоциаций и со стимулированием, однако следует подчеркнуть, что нам не известен ни один подобного рода процесс, который помог бы преодолеть неадекватность эмпиристских объяснений усвоения языка. Соответствующая литература указана в прим. 107. При рассмотрении этой проблемы следует, в частности, иметь в виду ту критику, которой Кедворт [Cudworth 1838, 462] подверг попытки избежать необходимости постулирования врожденных ментальных структур посредством демонстрации того, как общие идеи могут проистекать из чувственных образов (фантазмов) в результате «абстрагирования». Он указывает, что intellectus agens 'действующий разум' либо «действительно знает заренее, что ему делать с этими фантазмами, во что их следует превратить и какую форму им придать», в каковом случае предполагается наличие «интеллигибельной идеи» и вопрос отпадает сам собой, либо, если у него нет такого намерения, «он оказывается плохим работником», так как действие «абстрагирования» может привести к любым случайным и абсурдным результатам.

Короче говоря, ссылка на «генерализацию» не устраняет необходимости четко объяснить, на какой основе осуществляется усвоение верований и знаний. Если угодно, мы можем считать процессы, связанные с усвоением языка, процессами генерализации или абстрагирования. Но в таком случае нам, очевидно, придется признать, что термины «генерализация» и «абстрагирование», используемые в новом смысле, не имеют никакой видимой связи с тем, что называется «генерализацией » и «абстрагированием» в любом техническом или другом точно определенном смысле в философии, психологии или лингвистике. 112 [Ср.: Steinthal 1867, 17]. Штейнталь считает главной заслугой Гумбольдта понимание того, что «ничто не может проникнуть в человека извне, если оно не было заложено в нем изначально, и что всякое внешнее влияние есть всего лишь стимул для проявления вовне внутреннего мира. В глубине этого внутреннего мира находится единый источник всякой подлинной поэзии и подлинной философии, источник всех идей и всех великих человеческих творений; из него же проистекает и язык».