Борис Вышеславцев - Этика Преображенного Эроса

утверждает еще и математическую постижимость актуально–бесконечного, его

рациональность. Современное состояние этого вопроса см. Oskar Becker. Op. cit.

В частности, стр. 448. 465, 467. Бекер считает положения Кантора непоколебленными.

151

а больше актуальной бесконечности. Он ее трансцендирует. Он «скрывается за стеною актуально–бесконечного» (так можно перефразировать слова Ник. Кузанского: «intra murum coincidentiae oppositorum» 31).

Поэтому, если человек фундирован в актуально–бесконечном, то он вместе с тем фундирован в Боге, ибо Бог держит мир и все кольцом актуальной бесконечности; иначе говоря, актуальная бесконечность фундирована в Боге.

Но далее, если Бог более чем актуальная бесконечность, то, может быть, и человек более чем потенциальная бесконечность? Разве он не поднимается над временем и не смотрит в вечность? Если бы это и было так, то все же аксиома зависимости осталась бы непоколебленной: актуально–бесконечное ego осталось бы фундированным в Абсолютном. Ибо актуально–бесконечное ego трансформирует само себя, открывая беспредельно–иррациональный простор Абсолютного.

Однако человек существо антиномичное: он «на пороге как бы двойного бытия» 32, он всегда в конце концов конечен (на этом особенно настаивает Гейдеггер); порою кажется, что даже «бесконечная потенция» есть преувеличение сущности человека. Эрос — антиномичен. Поэтому все виды зависимости присутствуют в нашем существе, все виды фундированности: фундированность в потенциально–бесконечном, в актуально–бесконечном и в Абсолютном. Ибо в нас самих есть и конечность, и потенциальная бесконечность, и актуальная бесконечность, и, наконец, последний транс в Абсолютное — просвет в Абсолютное, или (для иных) «тьма» Абсолютного.

Последняя база аксиомы зависимости есть свобода транса, последнего транса в Абсолютное. Зависимость доказывает возможность транса и наоборот: они тождественны. И удивительным образом как раз свобода транса открывает тот свободный простор Абсолютного, в котором мы фундированы и от которого зависим, которым дышим. Напротив, если бы не было никакой зависимости от другого (das ganz Andere), то это означало бы нашу закованность в самом себе, нашу пойманность в заколдованном круге самосознания, иначе говоря, невозможность свободного транса, свободного выхода в последний простор Абсолютного.

Таким образом, последняя и высшая мистическая «зависимость» есть единственная в своем роде и ни с чем не сравнимая свободная зависимость. В некотором подобии она присутствует во всякой любви; в своей подлинной сущности она открывается Эросу в его последнем трансе.