Мишель Фуко: Герменевтика субъекта

Франсуа Эвальд, Алессандро Фонтана

В этом году я хотел бы предложить вам такой порядок работы: [1] [1] С 1982 года Фуко, который до того вел в Коллеж де Франс одновременно семинар и лекцию, решает отказаться от семинара, оставивсебе только лекцию, но зато двухчасовую. двухчасовая лекция (с 9:15 до 11:15) с небольшим перерывом в несколько минут после первого часа, чтобы вы могли передохнуть, уйти, если вам наскучит, да и я бы немного отдохнул. Постараюсь сделать так, чтобы эти часы по возможности отличались друг от друга; скажем, пусть первая половина или, во всяком случае, одна из частей лекции будет более теоретической и общей, а на втором часе можно заняться чем-то вроде объяснения текстов при всех очевидных препятствиях и трудностях, связанных с нашим размещением, с распределением текстов, с тем, что неизвестно, сколько народу придет, и т. п. Но, в конце концов, почему бы не попробовать. Если дело не пойдет, в будущем году, а может быть, даже и в этом, найдем другую форму. А приходить к 9; 15 не слишком рано? Ничего? Ну что ж, тогда вам легче, чем мне.

В прошлом году я попытался поразмышлять в историческом плане над тем, как соотносятся между собой субъективность и истина. [2] [2] См. резюме курса 1980–1981 гг. в Коллеж де Франс: Foucault Л/.,Dits ct Ecrits, 1954–1988 / cd. par D. Dcfert et F. Ewald, collab. J. Lag-range. Paris, Gailimar, 1994,4 vol. [далее ссылки на это издание]; см.: IV,N303, р. 213–218. И для изучения этой проблемы в качестве преимущественного примера, своеобразной отражающей поверхности, если угодно, я избрал вопрос о режиме сексуального поведения и удовольствий в античности, режим, как вы помните, aphrodisia, «любовных дел», в том виде, как он сложился и был описан в первые века нашей эры. [3] [3] Первая разработка этой темы — см. курс 28 января 1981 г., попрежде всего — «tUsage des plaisirs» (Paris, Gailimar, 1984, p. 47–62(ФукоМ. Использование удовольствий. СПб., 2004. С. 57–83)). Можно сказать, что под ta aphrodisia М.Фуко понимает опыт и опыт исторический: греческий опыт удовольствий в отличие от христианскогоопыта тела и нынешнего опыта сексуальности. Афродисии обозначаются как «этическая субстанция» античной морали. Режим, который, как мне кажется, помимо всего прочего интересен тем, что именно в нем, а вовсе не в морали, называемой христианской, и тем более не в иудео-христианской морали, обнаруживается остов, каркас будущей новоевропейской сексуальной морали. [4] [4] Именно в первой лекции (лекция от 7 января) курса 1981 года Фуко объявил, что смысл всех последующих изысканий состоит в том, чтобы понять, не был ли свод правил нашей морали разработан какраз язычеством (что, среди прочего, ставит под вопрос существование разрыва в плане истории морали между христианством и язычеством). В этом году я хотел бы несколько отойти от этого конкретного примера и материала, напрямую связанного с aphrodisia и формами сексуального поведения; я хотел бы оставить этот конкретный пример ради более широкой постановки вопроса «субъект и истина». Уточню: я никоим образом не склонен упразднять исторический контекст, в котором пытался рассмотреть вопрос о взаимосвязях субъективности и истины, но мне хотелось бы поставить его в гораздо более общей форме. Вопрос, которым мне хотелось бы заняться в этом году, звучит так: в какой форме истории (dans quelle forme d'histoire) завязываются на Западе отношения между этими двумя элементами, мимо которых проходит обычная практика, привычный исторический анализ, — между «субъектом» и «истиной»?

Итак, за отправную точку я принял бы понятие, по поводу которого я, помнится, уже говорил что-то в прошлом году. [5] [5] В курсе 1981 года забота о себе подробно не рассматривается. Напротив, он содержит развернутые пассажи, посвященные искусствамжить (arts d'existence) и процессам субъективации (лекции от 13 января, 25 марта и 1 апреля). Однако, в общем, в курсе 1981 года, с однойстороны, по-прежнему уделяется исключительное внимание статусуафродиснй в языческой этике первых двух веков нашей эры, и с дру-гой — развивается мысль о том, что нельзя говорить о субъективности и феческом мире, коль скоро свойственное ему этическое начало вполне охватывается понятием bios (образ жизни). Это понятие «заботы о себе». Этим термином я худо-бедно пытаюсь передать достаточно сложное и богатое, и также достаточно часто встречающееся, бывшее долгожителем греческой культуры понятие epimeleia heautou, переведенное латинянами, конечно, со всеми потерями, о которых так часто писали, во всяком случае, на них указывали, [6] [6] Все важные тексты Цицерона, Лукреция и Сенеки, имеющие отношение к этим проблемам перевода, собраны Карлосом Леви в при-южснии к его статье «Du grec au latin» в «Le Discours philosophique».Paris, PUF, 1988, p. 1145–1154. как сига sui. [7] [7] «Если я все делаю, заботясь о себе, значит, забота о себе для меняпревыше всего». (Si omnia propter curam mei facio, ante omnia est mei cu-ral. Seneque. Lettres a Lucilius, t. V, livre XIX–XX, Icttre 121, 17 / trad.H. Nobloi. Paris, Lcs Belles Lettres, 1945 [далее ссылки на это издание],р. 78. (См.: Луций Аннеи Сенека. Нравственные письма к Луцилию /Пер. С. Ошерова. М: Наука, 1977. С. 313). Epimeleia heautou — это забота о себе, занятие собой, попечение о себе самом и т. п. Вы мне скажете, что, конечно, несколько странно и довольно мудрено избирать для изучения взаимосвязей между субъектом и истиной эту самую epimeleia heautou, которой до последнего времени философская историография не придавала большого значения. Странно останавливать свой выбор именно на ней, когда каждому известно и каждый скажет и будет повторять, как это делается с незапамятных времен, что вопрос о субъекте (вопрос о познании субъекта, вопрос о познании субъектом себя самого) первоначально был поставлен совсем в другой форме и совсем в другом наставлении — в знаменитом дельфийском предписании gnothi seauton («познай самого себя»). И если в истории философии и — шире — в истории западного мышления — все указывает на то, что как раз gnothi seauton и было той формой, в которой изначально был поставлен вопрос об отношениях между субъектом и истиной, то зачем брать это, по-видимому, несколько маргинальное понятие, которое, разумеется, было в ходу у греков, но вряд ли имело особый статус — понятие заботы о себе, epimeleia heautou?