Это два миросозерцания, положительное и отрицательное, из которых первое примыкает к христианству и второе – к индийской философии и буддизму. В настоящем труде мы хотим рассмотреть происхождение первого из них – того, которое признает разум как сущее всемирное и сверхмирное начало. Быть может, оно в самом себе заключает свое оправдание: мы не можем понять, каким образом разум возникает сам собою из чего‑либо чуждого разуму, и мы не в силах объяснить его иначе как из разума же; та действительность, которую мы сознаем в глубине нашего духа, тот свет разума, в котором мы мыслим и познаем себя самих и все вещи, служит нам естественной точкой отправления, и, погасив этот свет, мы должны отказаться от всякого познания. Мы говорили уже, что всякая разумная человеческая деятельность предполагает веру в разумную цель человеческой жизни, и мы убеждены, что философский анализ нашего разума, нашего опыта, наших познавательных процессов, всего нашего сознания оправдывает нашу веру в разум и приводит нас к обоснованному идеализму. Идея высшего, универсального Разума возникает из умозрения, приходящего к сознанию своего высшего начала, – из необходимого развития философской мысли, спрашивающей себя о смысле жизни, о смысле существования. Но вместе с тем, как мы надеемся доказать и как это показывает христианство, она и есть результат подлинного нравственного опыта, пережитого, сознанного и продуманного человечеством. Без такого опыта умозрение оставалось бы отвлеченным и беспочвенным, не проникло бы в убеждение людей; без умозрения самый опыт не был бы продуман и усвоен разумом человека.
Исследуя происхождение и развитие какой‑либо идеи, мы должны, путем тщательного изучения и анализа исторического процесса, отдать себе ясный отчет о всех факторах, обусловливавших данную идею, о всех моментах ее развития. В данном случае мы имеем дело с одной
– 18 –
из величайших идей, которая связана неразрывно с основными вопросами человеческого духа, и ее полная история могла бы быть изложена лишь в связи с историей человеческого духа во всем ее объеме. Поэтому мы должны поневоле ограничить нашу задачу теми вопросами, которые мы поставили вначале: к аким образом возникла идея Логоса в греческой философии и как и почему она была усвоена христианскою мыслью, обогащенная новым христианским содержанием? И эта задача, несмотря на множество крупных и превосходных исследований, ей посвященных, представляется настолько великой и сложной, что было бы странным и дерзким заявлять притязание на ее окончательное решение. Историческое самосознание человеческой мысли не может быть делом отдельных ученых или философов; оно есть результат великой и неустанной собирательной работы, и самое скромное участие в ней вознаграждается сознанием значения и плодотворной силы этого общего труда.
Часть первая. История идеи логоса в древней философии
– 19 –
Глава I. Учение о логосе в связи с развитием греческого умозрения до эллинистической эпохи
Понятие Логоса имеет многовековую историю не только в греческой философии, но и в самом греческом языке [1] Учение о Логосе в древней философии составляет предмет двух специальных монографий – ценной работы Heinze: «Die Lehre vom Logos in d. griechisch. Philos.». Lpzg., 1872, и новейшего сочинения Anathon Aall: «Gesch. d. Logosidee in d. gr. Philos.» (1896), не отличающегося особой оригинальностью.
. Λὄγος, слово, происходит от λέγειν – говорить; логос означает слово или речь, то, что сказано, что говорится, причем этот термин может обозначать как форму, так и содержание речи, ее смысл или связь отдельных частей (отдельное слово есть ῥῆμα – речение); впоследствии он означает и самую мысль, выражающуюся в речи. В эпосе термин λόγος встречается крайне редко (у Гомера всего три раза), причем он заменяется в том же значении терминами μῦϑος (миф) или ἔπος (эпос); в тех немногих случаях, когда попадается λόγος (или, точнее, λόγοι – слова во множ. ч.), разумеются обыкновенно льстивые, ложные, пустые слова, «словеса лукавствия», в противоположность истинным, правдивым речам или рассказам – «мифам» или «эпам» [2] Λόγος в ед. числе у Гесиода только один раз, и притом в несомненной интерполяции («Дела и дни», V, 106). Во множ. ч. см. ib. V 78 и 789 ψεύδεα τ'άμιλιους τε λόγους, также Theog. 890 и 229 (ψεοδέας τε λόγους ἀμφιλογίας τε)
. Но мало–помалу такое отношение радикально изменяется: «логос» берет верх над «мифом» или «эпосом». Миф из «сказа» превращается в «сказание»
Читать дальше