Сергей Трубецкой - Учение о Логосе в его истории

Перейдем же к их теоретической философии. В своем стремлении к цельному, свободному от противоречий и чисто рациональному миросозерцанию стоики нередко являются эклектиками по отношению к предшествовавшей им философии: они поставили себе трудную цель – примирить дуалистическую философию понятия, развившуюся после Сократа, с первоначальным монизмом ионийской физики, они и решили, как умели, эту задачу.

Тело и дух, материя и форма сводятся стоиками к одному общему началу: это эфирная пневма , т. е. дыхание, или дух, начало разумное и телесное в одно и то же время; это огонь Гераклита, пламенная стихия жизни, соединяющая в себе воздух и огонь, и в то же время это Зевс, верховное, всеединое божество; наконец, это Логос – всемирный божественный разум, заключающий в себе закон всех вещей, одушевляющий мир и тожественный с миром в своейсубстанции. Таким образом, стоики в этом термине мыслят единство бытия и понятия.

Вселенная представляется живым органическим целым, все части которого разумно согласованы друг с другом. Она образуется путем последовательных периодических сгущений и разрежений эфирной пневмы. Эта огненная пневма сгущается в воздух, а воздух – в воду, которая служит материей всех прочих тел: тяжелые части,

– 50 –

осаждаясь из воды, образуют твердую, земную стихию; легкие – вновь улетучиваются вверх, в воздух и огонь. В мире нет пустоты [17] Стоики различали между местом (τόπος), пространством (χώρα) и пустотою (κενόν) (Aetius 1, 20, 1, Doxogr. 317): место есть то, что занято телом вполне, пространство – то, что занято им отчасти, пустота – то, что ничем не занято. Ср. прекрасное исследование Bдumker'a, Das Problem d. Materie in d. griech. Philos. (Mьnster 1890), 334. ; существуют лишь тела различной плотности, которые все проницаются и совокупляются воедино одним неделимым, всепроникающим и всеобъемлющим телом – воздухом. Движение в пределах мира объясняется перемещением, перестановкой частей (ἀντιπερί–στασις). «Пустота» лежит за пределами мира; в период воспламенения стихий, их возвращения в первобытный огонь, которым заканчивается мировой процесс, вещество, составляющее субстанцию мира, беспредельно расширяется в этой пустоте, чтобы затем вновь сгуститься и сжаться в компактную массу в период новой дифференциации, нового мирообразования. Без единства вещества, без непрерывности воздуха (τὸ συνέχον, τὸ συνεκτικόν) не было бы связи и взаимодействия вещей, которые относятся друг к другу как части единойсубстанции, единого сущего. Различия в степени жизненности и разумности, различия в степени активности и косности, от которых производится все различие душевных и телесных свойств вещей, зависят от большего или меньшего напряжения («тона») этой основной живой стихии. Без такого единствасубстанции – необъяснимо взаимодействие между материей и формой, телом и духом, разумом и внешним вещественным миром.

Действительно только то, что телесно, что способно действовать и в то же время испытывать действие. Нет и не может быть двух абсолютно различныхсубстанций, иначе никакое взаимодействие между ними было бы немыслимо, как это доказывал еще Диоген Аполлонийский (V в.). Бесплотные идеи, формы или понятия не могли бы действовать в веществе, воплощаться в нем, а бездушная материя не могла бы принимать их. Дух не действовал бы на материю, если бы он не был телесен, и материя не испытывала бы его действия, если бы она не была сродной духу. У Платона не только дух, но и сама материя была бестелесной. У стоиков и материя (ὕλη), и дух

– 51 –

суть тело (σῶμα). Поэтому стоики признавали телесность не только души, но и самых свойств и качеств вещей, т. е. «форм» Аристотеля; мало того, самые состояния и деятельности существ, даже аффекты, или добродетели, души, представлялись им телесными. Все это своего рода тонкие «материи», или токи – πνεύματα – своеобразные душеподобные сущности, которые распространяются, проникают собою более грубые тела и сообщают им те или другие свойства (например, тепло, цвет, болезнь и т. д.). Таким образом, стоики вовсе не думали отрицать душевные свойства, или проповедовать чистый материализм. Они хотели только разрешить проблему метафизики Аристотеля и его теории познания, упразднив ее дуалистическое противоположение между идеальным и реальным, между бесплотным понятием и чувственной материальной действительностью. Они устанавливали различие между духом и «неразумным» веществом, между активным и пассивным началом, между материей и силой; но дух был для них лишь телом, а сила – материей своего рода или, точнее, состоянием, «тоном» материи. Материя и сила – нераздельны, страдательное не существует без деятельного, как и деятельное без страдательного; вещество не существует без тех или других качеств, как качества не существуют без вещества, которому они присущи; наконец, Бог не существует без вещества (τὸ ὑλικόν), и вещество не существует без Бога, единого зиждущего начала (τὸ αἰτιῶδες), обусловливающего форму, свойства, строение и взаимодействие вещей. Сила нуждается в веществе как в своем субстрате, а вещество – в силе, которая дает ему его свойства, состояние, движение, форму.