Сергей Трубецкой - Учение о Логосе в его истории

Итак, с одной стороны, понятие есть исключающая всякое представление отвлеченность, с другой – лишь описание или пояснение индивидуального представления. В обоих случаях логическое знание невозможно: в одном – потому, что отвлеченное понятие противополагается конкретной действительности и в своей отвлеченности прямо противоречит ей, не имея никакого возможного предмета в этой действительности; в другом случае – потому, что невозможно никакое обобщение, никакое суждение, выражающее общие свойства и отношения. В первом случае действительность диалектически отрицается во имя понятия; во втором – общее понятие отрицается в пользу отдельных единичных представлений. Таким образом, в самом логосе , в самом понятии раскрывается противоречие между общим и частным, всеобщим и единичным, индивидуальным. Как всеобщее может относиться к частному, сочетаться с индивидуальным?

– 29 –

Платон, по–видимому, сознавал заключающуюся здесь проблему. Он раскрыл ее замечательно глубоко в своем диалоге «Теетет», посвященном критике теории познания трех сократических школ – киренской, мегарской и цинической [11] Диалог «Теетет» явственно распадается на три части, из коих первая направлена против Аристиппа, отождествлявшего знание с ощущением, а последняя – против циников, определявших знание как δόξα ἀληϑής μετά λόγον («истинное мнение, сопровождаемое логосом», или объясненное представление). Средняя часть заключает в себе полемику против определения знания как истинного мнения или представления (δόξα ἀληϑής). По многим основаниям эта часть представляется нам направленной против мегарской школы. . Но как разрешает он ее сам? Признав вместе со своими предшественниками, что все чувственное «вечно течет», непрестанно изменяется и постольку не подлежит логическому познанию, он отличал знание от субъективного ощущения. Связь, вносимая нами в суждения об ощущениях, не есть ощущение: чтобы познавать предмет, мы должны не только ощущать, но и понимать его. Самые понятия тождества, различия, сходства, величины, единства, множества и пр. нельзя считать ощущениями или производить из ощущений; а между тем только посредством таких понятий мы судим, сравниваем, связываем различные чувственные впечатления и восприятия в одно объективное представление о каком‑либо предмете.

Но если общие понятия являются результатом особых умственных актов, самодеятельности нашей разумной души, то как приложимы они к отдельным вещам, которые мы воспринимаем посредством чувств? Рассмотрев воззрения своих современников, Платон, подобно киникам и мегарцам, признал, что общие понятия не могут относиться к индивидуальным чувственным предметам. Общие определения относятся не к ним, не к изменчивым чувственным вещам, а к чему‑то другому, что наш ум постигает в них. Определению, понятию подлежит не внешняя, материальная вещь, а идея , т. е. нечто мыслимое . Такая идея есть объективный предмет понятия: в отличие от вещей, от индивидуальных представлений идея есть «нечто общее» (χοινόν). Она есть род или вид , т. е. нечто такое, что обще зараз бесконечному множеству частных

– 30 –

индивидов и может сказываться о многом, будучи единым (τὸ ἓν ἐπὶ πολλῶν), как, напр., «человечество», «животное», «растение» сказываются о множестве частных субъектов: «мы принимаем одну идею там, где множество вещей относим к одному и тому же наименованию». Но в то же время такая «идея» существует независимо от отдельных изменчивых явлений, воспринимаемых в пространстве и времени. Общая родовая идея находится вне изменения, вне пространства и времени; составляя истинный предмет познания, она одна истинна , т. е. она одна подлинно есть в противоположность явлениям, которые становятся и уничтожаются . Вещи или явления определяются по своему виду и роду: роды и виды, которым они причастны, делают их тем, что они есть, откуда Платон вывел, что вещи существуют лишь « по приобщению» к идеям.

Таково общеизвестное учение Платона об отношении идей к вещам. Другой вопрос, как относятся идеи к понятиям разума, к нашей мысли? По–видимому, всякая идея, т. е. все мыслимое, предполагает прежде всего разум, мышление – словом, субъект, который их мыслит. Для Платона идеи существуют совершенно независимо от такого мыслящего субъекта. Это не продукт наших понятий, но их цель, их норма – предмет познания, предмет чистой мысли, обладающий полной самобытной реальностью. Истинно–сущее не есть нечто чувственно воспринимаемое нами; чувственное восприятие субъективно и относительно, и предметы его изменчивы и преходящи; истинно–сущее, неизменное, вечное и непреходящее есть лишь нечто умопостигаемое, или идея: эта идея и есть предмет разума; но это реальный предмет, как об этом свидетельствуют пребывающие роды и виды вещей, неизменные в потоке преходящих индивидуальных явлений. Идея есть объективная мысль , которая признается невещественной реальностью, разумною творческою силою. Мир идей заступает место внешнего мира; природа мыслима, познаваема лишь постольку, поскольку она отражает в себе мысль, воплощает в себе мысль. Чувственный мир явлений не разрешается всецело в идеи; но по этому самому «слово о природе» не есть «истинное слово», а миф , в котором, как и в самой природе, истина смешана с ложью, существующее – с несуществующим.