Жак Лакан - Инстанция буквы в бессознательном (сборник)

То, что отчуждается таким образом от потребности, составляет Urverdrangung (правытеснение) из предполагаемой невозможности выразиться в запросе, но появляется в своего рода выбросе — в том, что наличествует у человека в качестве желания (dasBegehren). Феноменологии, развивающейся на базе аналитического опыта, свойственно вскрывать в желании парадоксальный, девиантныи, неустойчивый, эксцентрический, даже скандальный характер, отличающий желание от потребности. И этот факт слишком убедителен, чтобы не быть вечно навязываемым моралистам, в высшем смысле этого слова. Казалось бы, фрейдизм изначально должен придавать этому факту соответствующий статус. Но, как это ни парадоксально, психоанализ оказался во главе полного обскурантизма, совершенно отрицающего факты в идеале теоретического и практического сведения желания к потребности.

Вот почему нам необходимо четко определить этот статус, исходя из запроса, характерные свойства которого по сути ускользают в понятии фрустрации (термин, никогда не употреблявшийся Фрейдом).

По своей природе, запрос относится не к удовлетворениям, к которым он апеллирует. Он является запросом присутствия или отсутствия. Первоначальное отношение к матери, неся в себе Другого, это прекрасно выявляет — и поместить его следует по эту сторону потребностей, которые он может пресытить. Уже в этом отношении Другой конституируется как имеющий «привилегию» удовлетворять потребности, т. е. он наделяется властью лишить потребности того единственного, посредством чего они могут быть удовлетворены. Эта привилегия Другого очерчивает, таким образом, радикальную форму дара того, чем он не обладает и что можно назвать его любовью.

Таким образом запрос снимает (aufiebt) своеобразие всего, что может быть допущено как воплощение его в доказательство любви, а удовлетворения, получаемые запросом для потребности, унижаются {sichemiedrigt) до того, чтобы стать лишь крахом запроса любви (все это прекрасно выявляет психология ухода за новорожденным, которой придерживаются наши аналитики-няньки).

Тогда возникает необходимость, чтобы упраздненное здесь своеобразие вновь появилось по ту сторону запроса. Там оно вновь,

действительно, и появляется, но сохраняя структуру, которую таит в себе безусловность запроса любви. В результате оборачивания, которое не есть простое отрицание отрицания, мощь полной утраты возникает из осадка от изглаживания. Безусловность запроса желание замещает «абсолютным» условием: в такое условие разрешается то, что в доказательстве любви не признавало удовлетворения потребности. И поэтому желание не аппетит к удовлетворению, не запрос любви, но разность от вычитания первого из второго, собственно, феномен их раскола (Spaltung).

Понятно, как сексуальное отношение занимает такое замкнутое поле желания и исполнит там свою судьбу. Это поле создано для того, чтобы в нем возникала загадка, которую это отношение вызывает в человеке, «означая» для него ее двояко: возвращением порожденного таким отношением запроса в виде запроса по поводу потребности; двусмысленностью, презентифицированной на Другом, которого имеет в виду запрошенное доказательство любви. Зияние такой загадки удостоверяет то, что ее определяет и что может предстать очевидным в следующей наиболее простой формулировке: субъект как и Другой, для каждого из партнеров отношения не могут ограничиться ни ролью субъекта потребности, ни объекта любви, но они должны занять место причины желания.

В сексуальной жизни эта истина лежит в основе каких бы то ни было неполадок, попадающих в поле зрения психоанализа. Она также составляет условие счастья человека, и камуфлировать ее зияние, полагаясь на свойства «генитального», чтобы решать ее как проблему развития чувственности (т. е. используя Другого исключительно в качестве реальности), — представляет собой простое жульничество, какими бы благими ни были намерения. Уместно здесь отметить, что введя лицемерное понятие «oblativite genitale» (жертвование генитальным), французские аналитики стали на стезю морализма, и при поддержке хора Армии спасения этот взгляд распространился теперь всюду.

В любом случае, человек не может рассчитывать быть цельным («целостная личность» — еще одна ложная посылка современной психотерапии), с тех пор как игра смещения и сгущения, на которую он обречен в осуществлении своих функций, отмечает его отношение субъекта к означающему.