Жак Лакан - Инстанция буквы в бессознательном (сборник)

(Статья увидела свет в 1955 году.)

«Варианты образцового лечения» — плеоназм, заключенный в этом заголовке не так прост [6] В 1966 мы, надо сказать, питали к нему отвращение. Признание это позволяет нам с легким сердцем переписать первую главу заново. : обутый в пуанты противоречия, хромает он от этого ничуть не меньше. Чему обязан он своей нескладностью: тому факту, что он сформулирован в медицинском информационном издании? Или же что-то неладно в самом вопросе?

Отправной точкой и отправным шагом к решению проблемы послужит напоминание о том, что публика, в общем, уже предчувствует — о том, что психоанализ это не просто один из видов терапии. Ведь слово варианты в названии рубрики выражает здесь не адаптацию лечения, на основании эмпирических или, прямо скажем [7] Хотя не исключена возможность включения в структуру заново того, что характеризует нашу «клинику» в еще сохраняемом ею смысле момента рождения — момента, изначально вытесненного у врача, который переносит ее на более поздние сроки, сам все более уподобляясь с этого момента потерявшемуся ребенку. Ср.: Мишель Фуко. Рождение клиники, P. U. F., 1964. , клинических критериев, к разнообразию множества конкретных случаев, и не многообразие переменных, обусловливающих дифференциацию поля психоанализа, а озабоченность, и даже несколько скрупулезную, чистотой в выборе средств и целей — озабоченность, в которой угадывается кодекс поведения высшего порядка, нежели этикет, здесь представленный.

Речь идет о строгости в некотором роде этической — строгости, без которой всякое лечение, какими бы психоаналитическими познаниями оно начинено ни было, останется всего-навсего психотерапией.

Подобная строгость потребовала бы формализации — мы имеем в виду формализацию теоретическую — потребность в которой удовлетворяется на сегодняшний день лишь ценой смешения ее с формализмом на практике: вот это, мол, делать можно, а это нельзя.

Вот почему для разъяснения ситуации неплохо начать с теории терапевтических критериев.

Конечно, пренебрежение, которое высказывают психоаналитики к простейшим требованиям в использовании статистики, может сравниться разве что с тем, что до сих пор в обычае у медиков. Только у аналитиков, в отличие от медиков, оно носит более невинный характер. Ибо владея дисциплиной, умеющей видеть в самой поспешности заключения элемент подозрительный, он куда с меньшей серьезностью относится к таким общим оценкам, как «улучшение», «значительное улучшение» и тем более «выздоровление».

Приученный Фрейдом остерегаться последствий, которые может получить в его работе то, на опасность чего сам термин furorsanandi достаточно красноречиво указывает, психоаналитик отнюдь не горит желанием себя в этом компрометировать.

Признавая, что благотворным побочным эффектом психоаналитического лечения может стать исцеление, он всячески хранит себя от злоупотребления желанием исцелить, причем это вошло у него в привычку настолько прочно, что если какое-либо новшество этим желанием мотивируется, то он озабоченно задает себе — а порой и выносит на обсуждение коллег — автоматически встающий вопрос: не выходит ли он при этом за границы психоанализа?

Для данного вопроса черта эта может показаться периферийной. Однако именно она способна очертить его линией, которая, снаружи будучи едва различима, удерживает рубежи области изнутри, причем так, что со стороны не перестает казаться, будто ничто эту область не ограничивает.

В молчании, составляющем привилегию не подлежащих обсуждению истин, психоаналитики находят убежище, делающее их неуязвимыми для всех критериев, кроме тех критериев динамики, топики и экономии, ценность которых вне своей собственной области они продемонстрировать не способны.

Вот почему любое признание психоанализа — будь то в качестве профессии или в качестве науки — возможно лишь постольку, поскольку молчаливо подразумевает принцип экстерриториальности, отказаться от которого для психоаналитика так же невозможно, как с ним смириться, что и обязывает его ставить любое признание этих проблем со своей стороны под знак двойной принадлежности и брать на вооружение позу неуловимой Летучей Мыши из известной басни.

Таким образом, все споры вокруг этого вопроса завязываются по недоразумению, которое в свете заложенного внутри него парадокса принимает масштабы еще большие.