Томас Каткарт - Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки

Билингсли отправляется в больницу навестить своего друга Хэтфилда, находящегося при смерти.

Когда Билингсли стоит у постели друга, тому вдруг становится хуже. Он с помощью жестов лихорадочно просит, чтобы ему подали ручку и бумагу. Билингсли дает ему требуемое, и Хэтфилд, собрав последние силы, что-то царапает на листке. Едва дописав, он испускает дух. Потрясенный Билингсли кладет бумажку в карман, в своем горе он не чувствует себя в силах прочесть ее.

Через несколько дней, будучи на поминках, Билингсли вспоминает, что на нем тот же самый пиджак, и значит, бумажка все еще лежит у него в кармане. Билингсли объявляет родственникам умершего: «Перед тем, как умереть, Хэт передал мне записку. Я не знаю, что в ней, но я хорошо знал Хэта, и поэтому уверен, что в ней мы найдем для себя слова ободрения!»

Достав бумажку из кармана, он громко читает:

«Ты стоишь на моей кислородной трубке!»

По иронии судьбы, философское течение, боровшееся за точное использование языковых средств, родилось среди британцев, — а ведь существует огромное число анекдотов, высмеивающих языковые комплексы жителей туманного Альбиона:

Один из прихожан зашел в гости к англиканскому приходскому священнику и между делом сказал:

— Преподобный, мне недавно рассказали забавный стишок. Мне кажется, вам он понравится, хотя должен предупредить, что он несколько неприличного свойства.

— Ничего страшного, — благодушно кивнул преподобный. — Немного фривольности не помешает!

Хорошо, тогда вот он:

— Кто был в девице? — переспросил преподобный. — Ужин?

— Нет, преподобный, Маурицио. Маурицио был в девице.

— О, да, да, разумеется, Томми! Что ж, весьма забавно, весьма забавно!

Через пару недель в гости к священнику зашел епископ.

— Епископ, — обратился к нему хозяин. — Один из моих прихожан рассказал мне забавный стишок.

Я бы с удовольствием рассказал его вам, если вы, конечно, не против небольшой непристойности.

— Пожалуйста! — отозвался епископ.

Вот он:

— В даме? — переспросил епископ. — Кто был в даме? Ужин?

— Нет, епископ. В даме был совершенно другой парень, по имени Маурицио.

И эти люди учат нас философии обыденного языка?

В последние 50 лет философы все больше увлекались формальными рассуждениями. Сегодня философию куда меньше волнуют глобальные вопросы вроде свободы воли или существования Бога; зато она усердно занимается решением проблем логической и лингвистической ясности. Не будем называть имен, однако, похоже, некоторые современные философы несколько переборщили, рассуждая о значении имен собственных. Так, по мнению Бертрана Рассела, имена собственные заключают в себе краткую характеристику субъекта. К примеру, «Майкл Джексон» — это лишь сокращенное от «певец с пересаженной кожей, сделавший не совсем стандартную пластическую операцию на носу». А вот современный философ, известный под названием «Сол Крипке» [6] Сол Аарон Крипке (род. 1940) — американский философ и логик. — Прим. ред. , напротив, утверждает, что имена собственные не несут вовсе никакой описательной информации: они — чистой воды указатели (вроде товарных ярлыков) и связаны с человеком или предметом, который называют, лишь исторической цепью передаточных звеньев, через которую имя достается своему носителю.

Решив сделать карьеру в шоу-бизнесе, Мирон Фельдштейн сменил имя и стал Фрэнком Уильямсоном. Чтобы отпраздновать получение главной роли в бродвейском мюзикле, он устроил грандиозную вечеринку в собственном пентхаусе в элитном доме.

В числе прочих он пригласил на праздник и свою мать, однако она так и не явилась.

На следующее утро, спустившись в холл, Мирон обнаружил там свою мать.

— Что ты здесь делаешь? Почему ты не пришла вчера? — спросил он.

— Не могла найти твою квартиру.

— Надо было спросить у швейцара!

— Я так и хотела сделать. Но, честно говоря, я забыла, как тебя зовут.

Вот так Фрэнк, или, как называет его мать, Мирон, разорвал цепочку передаточных звеньев, связанную с именем Мирон.

«Я не говорил “Я люблю тебя”, я сказал “Слышь, я тебя типа люблю”. Большая разница».