Иммануил Валлерстайн - Анализ мировых систем и ситуация в современном мире

Именно в этом контексте мы обращаемся к вопросу о переходе. Кто совершает переход, куда он совершается, когда происходит? Мы должны начать с различения между тремя способами пользоваться понятием «переход», часто сваливаемыми в кучу — не столько Марксом и Вебером, так сказать, сколько теми, кто провозглашает себя их учениками. Ведь грандиозная путаница порождается фактом, что один и тот же термин на самом деле обозначает три достаточно различных явления и тем самым искажает историческую интерпретацию процесса социального изменения.

Первое значение термина «переход» должно относиться к начальному преобразованию феодальной Европы в капиталистический мир-экономику. Второе значение термина «переход» должно относиться к последовательному включению внешних, некапиталистических, систем в развивающийся и по необходимости расширяющийся капиталистический мир-экономику. Третье значение термина должно

относиться к распространению пролетаризации труда и коммерциализации землепользования внутри капиталистического мира-экономики на те регионы, где все еще используются иные способы оплаты труда или обеспечения контроля за землей.

Давайте начнем с рассмотрения «классического» значения, «преобразования» феодальной Европы в капиталистический мир-экономику. Был лишь один момент, когда перераспределительная миро- система [69] Перераспределительная миросистема основана на таком способе производства, где прибавочный продукт взыскивается с сельскохозяйственных производителей, обычно в форме дани, чтобы поддерживать имперскую (или государственную) бюрократию при данном уровне потребления. Самир Амин использует название «даннический способ производства « фактически для того, что я называю «перераспределительная миросистема». Он говорит, что «так называемые «азиатский», «африканский» и феодальный способы производства [являются вариантами даннического способа производства], которые, по моему убеждению, составляют одно семейство, включающее центральный, совершенный вариант (Китай и Египет) и периферийные варианты, особенно западноевропейский феодальный тип и японский феодальный тип». См.: S. Amin. Le capitalisme et la rent fonciere. In: Samir Amin and Kosta Vergopoulos. La question paysanne et le capitalisme (Paris: Antbropos- IDEP, 1974), p. 13-14. была преобразована в капиталистический мир-экономику. Это произошло в Европе (включая Ибероамерику) между 1450 и 1640 гг. Несомненно, что в истории были и другие периоды, когда, казалось, начинается такое преобразование, например, в Средиземноморье между 1150 и 1300 гг. Сходные процессы случались в другие моменты и в других регионах, но все более ранние преобразования по различным причинам обрывались.

Преобразование такого рода не может быть датировано ни днем, ни месяцем, ни годом, ни даже десятилетием. Оно представляло собой, как мы говорим, процесс перехода. Когда Вебер стремился бросить вызов основным посылкам марксова материалистического объяснения истории, в качестве поля боя он избрал именно причины этого единственного в своем роде перехода. Спор хорошо известен, и я не буду его излагать. Что касается третьей школы, в то время как экономисты-неоклассики похоронили вопрос в целом, реалии эволюционирующего мира привели некоторых современных смитианцев к переосмыслению проблемы. И теперь мы наконец имеем смитианскую интерпретацию единственной в своем роде трансформации феодальной Европы в капиталистический мир-экономику, данную в книге Норта и Томаса «Возникновение западного мира» [70] D. North and R. P. Thomas. The Rise of the Western World (Cambridge: Univercity Press, 1973). .

Маркс объяснял преобразование, доказывая, что противоречия предшествующего (феодального) способа производства нашли свое разрешение в возникновении нового (капиталистического) способа производства. Вебер объяснял преобразование, рассматривая уникальное сочетание исторических условий, в которых капиталистические ценности стали господствующими. Но как смитианец, верящий в естественную природу капитализма, может примирить этот взгляд с признанием, что современный капиталистический мир-экономика — «новый и уникальный феномен» [71] «...причинный эмпиризм исходит из предположения, что большинство людей предпочитают большее количество благ меньшему и действуют соответственно. Экономический рост требует лишь, чтобы какая- то часть населения была склонна к стяжанию... если в обществе нет роста, значит, что не обеспечиваются побуждения к экономической инициативе» (North and Thomas. Op. cit., p. 1-2). Обратим внимание на использование пассивного залога: «не обеспечиваются». Невидимая рука, любимая Адамом Смитом, за работой. Первая фраза книги 78 гласит: «Богатство западного человека —новый и уникальный феномен». ? Он может сделать это только в виде вариаций на темы Вебера. Хотя капитализм «естествен», человеческой природе всегда ставили преграды для реализации, пока уникальное сочетание обстоятельств не сделало возможным «возникновение институциональных условий и прав собственности, которые создали побуждения, направляющие экономические усилия в такие сферы деятельности, которые приблизили частный уровень прибыли к общественному» [72] Ibid., p. 1. . Но что же это было за сочетание, сделавшее это возможным? Авторы прибегают, и упорно, к переменной, которую сами признают инородной по отношению к экономике, к населению. «В конечном счете растущее население создало основу для торговли; последовавшее расширение рыночного хозяйства заставило средневековую экономику реагировать, пусть медленно, именно тем образом, как это предсказал Адам Смит» [73] Ibid, p. 26 . Почему мир однажды, и лишь однажды в истории, получил выигрыш от такого эффективного рывка в росте населения, с моей точки зрения, не получило в свою очередь адекватного объяснения [74] См. обсуждение этой проблемы у: Т. S. Brenner. Agriculture and the Economic Development of Low Income Countries (The Hague, Mouton, 1971), p. 29-43. Анализ не носит окончательного характера, но содержит постановки вопросов, заслуживающие развития. Отсылка к росту населения как перводвигателю можно найти также у Эмиля Дюркгейма: О разделении общественного труда. М.: КАНОН, 1996, кн. II, гл. 2. Ключ к переходу от «механической солидарности» к «органической солидарности» лежал в «плотности населения», которая вела к «моральной плотности», которая в свою очередь вела к созданию «недоговорной основы договорных отношений». .