Георг Вильгельм Фридрих Гегель - Учение о понятии

Второе определение, отрицательное или опосредованное , есть далее, вместе с тем, опосредывающее . Ближайшим образом оно может быть признано за простое определение, по своей истине оно есть некоторое отношение ; ибо оно есть (правда) отрицательное, но отрицательное положительного и заключает последнее внутри себя. Поэтому оно есть другое не чего-то такого, к чему оно безразлично, – в таком случае оно не было бы другим, ниже каким-либо отношением, – но другое в самом себе , другое некоторого другого ; поэтому оно заключает внутри себя свое собственное другое и тем самым, как противоречие , есть положенная диалектика себя самого . Так так первое или непосредственное есть понятие в себе , а потому отрицательное лишь в себе , то диалектический момент последнего состоит в том, что содержащееся в нем различение положено внутри его. Напротив, второе само есть определенное , различение или отношение; его диалектический момент состоит поэтому в том, чтобы положить содержащееся в нем единство . Если поэтому отрицательное, определенное, отношение, суждение и все подразумеваемые этим вторым моментом определения не являются уже сами для себя противоречивыми и диалектическими, то это зависит просто от недостатка мышления, не сопоставляющего своих мыслей. Ибо материал – противоположные определения в одном отношении – уже дан для мышления. Но формальное мышление возводит себе в закон тожество, оставляет противоречивое содержание, находящееся перед ним, нисходит в сферу представления, в пространство и время, в коей противоречивое удерживается одно вне другого в сосуществовании и последовательности, и таким образом выступает перед сознанием без взаимного соприкосновения. Это мышление выставляет по этому поводу определенное основное правило, что противоречие немыслимо; в действительности же мышление противоречия есть существенный момент понятия. Формальное мышление фактически и мыслит противоречие, но сейчас же отвращает от него взор и в этом предрассудке отходит от него лишь в отвлеченное отрицание.

Только что рассмотренная отрицательность образует собою поворотный пункт в движении понятия. Она есть простая точка отрицательного отношения к себе, внутренний источник всякой деятельности, живого и {207}духовного самодвижения, диалектическая душа, которая есть истинное внутри его самого, через которую оно есть единственная истина; ибо исключительно на этой субъективности основывается снятие противоположности между понятием и реальностью и то единство, которое есть истина. Второе отрицательное, отрицательное отрицательного, к коему мы пришли, есть сказанное снятие противоречия, но это снятие также мало, как и противоречие, есть действие некоторой внешней рефлексии ; оно есть внутренний, наиболее объективный момент жизни и духа, через который имеет бытие субъект , лицо , свободное . Отношение отрицательного к самому себе должно быть рассматриваемо, как вторая посылка всего умозаключения. Первую посылку, если употребить определения аналитического и синтетического в их противоположности, можно считать аналитическим моментом, так как тут непосредственное относится непосредственно к своему другому и потому переходит или, правильнее, перешло в последнее; хотя это отношение, как уже упомянуто, есть также синтетическое, именно потому что то, во что оно переходит, есть его другое . Рассмотренная же здесь вторая посылка может быть определена, как синтетическая , так как она есть отношение отличенного, как такового, к отличенному от него . Как первая есть момент общности и сообщения , так вторая определяется единичностью , которая относится к другому, ближайшим образом, исключающе и как для себя и различная. Опосредывающим является отрицательное, так как оно включает внутри себя само себя и то непосредственное, которое оно отрицает. Поскольку оба эти определения в каком-либо отношении принимаются, как взаимно внешние, оно есть лишь формальное опосредывающее; но как абсолютная отрицательность, отрицательный момент абсолютного опосредывания есть единство, которое есть субъективность и душа.

3. В этом поворотном пункте метода течение познания вместе с тем возвращается обратно в себя. Эта отрицательность, как снимающее себя противоречие, есть восстановление первой непосредственности , простой общности; ибо непосредственно другое другого, отрицательное отрицательного, положительное , тожественное , общее . Это второе непосредственное, если вообще желают считать , есть во всем течении мышления третье относительно первого непосредственного и опосредованного. Но оно есть также третье относительно первого или формального отрицательного и абсолютной отрицательности или второго отрицательного; поскольку же это первое отрицательное есть уже второй термин, то считаемое третьим может считаться также четвертым , и вместо тройственности отвлеченная форма может быть признаваема четверичностью ; отрицательное или различение можно таким образом считать двойственностью. Третье или четвертое есть вообще единство первого и второго моментов, непосредственного и опосредованного. Хотя это единство , равно как вся форма метода – троичность – есть лишь совершенно поверхностная внешняя сторона способа познания; но одно указание на нее и притом в определенном приложении, ибо сама отвлеченная числовая форма была известна уже ранее, однако установлена без понятия, а {208}потому и без последствий, должно также считаться бесконечною заслугою кантовой философии. Умозаключение – также тройственное – всегда признавалось общею формою разума, но оно отчасти считалось вообще некоторою вполне внешнею, не определяющею природы содержания формою, отчасти же, так как оно в формальном смысле протекает лишь через рассудочное определение тожества , ему не хватает существенного, диалектического момента, отрицательности ; последнее выступает в тройственности определений, так как третье определение есть единство двух первых, но последние, как различные, могут быть в единстве, лишь как снятые . Формализм хотя также усвоил себе тройственность и удержался в ее пустой схеме; но поверхностная беспорядочность и пустота нового, так назыв. философского построения , состоящего единственно в том, чтобы повсюду придерживаться этой формальной схемы, без понятия и имманентного определения, и употреблять ее для установления внешнего порядка, сделали эту форму скучною и приобрели ей дурную славу. Однако пошлость этого употребления не может еще уничтожать его внутренней стоимости, и все же следует высоко ценить то, что тем самым найден хотя бы непонятный еще образ разумного.