Эвальд Ильенков - Диалектика абстрактного и конкретного в Капитале К. Маркса

Как поступает метафизик в том случае, если в теоретическом выражении определенной реальности появилось противоречие в определении? Он всегда постарается [252] разрешить его на пути «уточнения понятий», более строгого ограничения терминов и т.д., всегда постарается истолковать его не как внутреннее противоречие, а как внешнее, как противоречие в разных отношениях, с которым метафизика прекрасно мирится. Иными словами, – на пути изменения выражения той же самой реальности, в которой обнаружилось противоречие.

Совершенно по-иному поступает в подобном случае Маркс. Он исходит из того, что в пределах простой формы стоимости установленная антиномия в определениях не разрешена и не может быть разрешена объективно . Поэтому нечего искать ее разрешения в рассматривании все той же простой формы стоимости. В пределах прямого обмена товара на товар эта антиномия неразрешима ни объективно (т.е. движением самого товарного рынка), ни субъективно (т.е. в теории). Поэтому нужно искать ее разрешения не на пути дальнейшего рефлектирования по поводу все той же простой формы стоимости, а на пути прослеживания той объективной стихийной необходимости, с которой сам товарный рынок находит, создает, вырабатывает реальное средство ее относительного разрешения. Таким образом, диалектико-материалистический способ разрешения противоречия в теоретических определениях заключается в прослеживании того процесса, которым само движение реальности разрешает его в новую форму выражения. Если выразить это с объективной стороны, то дело сводится к тому, чтобы посредством анализа новых эмпирических материалов проследить процесс порождения реальности, внутри которой противоречие, выявленное ранее, находит свое относительное разрешение в новой объективной форме своего осуществления.

Так Маркс и поступает в анализе денег. Деньги предстают как тот естественно возникающий способ, с помощью которого начинает совершаться взаимопревращение потребительной стоимости в меновую стоимость и обратно.

Если до появления денег каждый из сталкивающихся в обмене товаров вынужден был одновременно, внутри одного и того же единичного отношения совершать обе взаимоисключающих метаморфозы – из формы потребительной стоимости превращаться в форму меновой стоимости и в тот же самый момент, внутри того же акта [253] совершать обратное превращение, – то теперь это выглядит по-иному. Теперь это двоякое превращение осуществляется уже не в форме непосредственного совпадения обеих взаимоисключающих форм, а опосредованно – через превращение в деньги, во всеобщий эквивалент.

Превращение потребительной стоимости в стоимость уже не совпадает непосредственно с противоположным превращением – с превращением стоимости в потребительную стоимость. Обмен товара на товар распадается на два различных, уже не совпадающих в одной точке пространства и времени, противоположных акта превращения. Товар превращается в деньги, а не в другой товар. Потребительная стоимость превращается в меновую – и только, а где-то в другой точке рынка, может быть в другое время, деньги превращаются в товар, стоимость превращается в потребительную стоимость, замещается ею. Совпадение двух полярно направленных превращений теперь в самой реальности обмена распадается на два разных уже не совпадающих ни по времени, ни по месту превращения – на акт продажи (превращение потребительной стоимости в стоимость) и на акт покупки (превращение стоимости в потребительную стоимость).

Деньги полностью монополизируют экономическую форму эквивалента, становятся чистым воплощением стоимости как таковой, а на долю всех других товаров остается только форма относительной стоимости. Они противостоят деньгам лишь как потребительные стоимости.

Антиномия в теоретическом выражении товарного обмена как будто оказалась разрешенной: противоречие (как непосредственное совпадение двух полярно исключающих противоположностей экономической формы) теперь предстало как бы расщепленным между двумя разными вещами – между товаром и деньгами.

Но на самом деле противоречие стоимости с появлением денежной формы стоимости вовсе не испарилось, вовсе не исчезло, а лишь приняло новую форму своего выражения. Оно по-прежнему – хотя и неочевидным образом – остается внутренним противоречием, пронизывающим и деньги, и товар, а следовательно, и их теоретические определения.

В самом деле: товар, противостоящий деньгам, стал, как будто, только потребительной стоимостью, а деньги – [254] чистым выражением меновой стоимости. Но ведь, с другой стороны, каждый товар в отношении к деньгам выступает только как меновая стоимость. Он ведь и продается за деньги именно потому, что он не представляет собой потребительной стоимости для своего владельца. А деньги играют роль эквивалента именно потому, что они по-прежнему противостоят любому товару как всеобщий образ потребительной стоимости. Весь смысл эквивалентной формы и заключается в том, что она выражает меновую стоимость другого товара как потребительная стоимость.