Фредерик Коплстон - История средневековой философии

Как бы то ни было, необходимо остановиться на иудейской и исламской философиях средних веков, даже если сказанное о них будет неадекватно с точки зрения специалистов в соответствующих областях.

Едва ли надо разъяснять, что апостолы и их непосредственные последователи были заняты проповедью христианской веры, а не разработкой философской системы. Они рассматривали себя как свидетельствующих о воскресении Христа и передающих людям слово Божие и благую весть о его возрождающих деяниях, а не как мыслителей, которые дерзают решить загадку вселенной или раскрыть смысл человеческой жизни силами собственного ума. Перед ними стоял вопрос не о том, что человеческий ум может узнать о реальности с помощью философской рефлексии, но скорее о том, что сделал Бог, о божественном деянии и о самооткровении Бога во Христе и через Христа. Говорят, правда, что во время пребывания св. Павла в Афинах с ним спорили некоторые философы эпикурейской и стоической школ. Но очевидно, что апостол представлял свое послание не как совокупность абстрактных истин, полученных посредством метафизических аргументов. Он благовествовал "Иисуса и воскресение"[ 13].

Однако вскоре возникла необходимость защитить новую религию от нападок со стороны нехристианских мыслителей, обосновать ее существование в глазах имперских властей и доказать, что истинную мудрость надо искать скорее в христианстве, нежели в трудах языческих философов. Тогда появились такие сочинения, как "Апология" Марциана Аристида (ок. 140), адресованная императору Антонину Пию, "Ходатайство за христиан" Афинагора (ок. 177), обращенное к императорам Марку Аврелию и Коммоду, а также сочинения св. Юстина (Иустина) Мученика (ок. 100–64). Произведения этих апологетов, правда, не могут считаться философскими. В то же время апологеты, естественно, использовали некоторые термины и идеи, взятые из греческой философии.

Далее, вынужденные отвечать на обвинения в атеизме, они доказывали, что отказ от политеизма в пользу монотеизма разумен и эта истина была понята, по крайней мере до некоторой степени, мудрецами или философами языческого мира. Что касается первого момента, то бессмысленно искать у апологетов развитую философскую аргументацию. Правда, мы можем найти зачаточные аргументы, например, у Теофила Антиохийского, который в Ad Autolycum (ок. 180) утверждает, что как душу можно узнать через движения тела, точно так же можно узнать Бога и его атрибуты через творения.

Далее, Минуций Феликс[ 14] доказывал, что космический порядок свидетельствует о божественном единстве. Но такие замечания едва ли представляют собой нечто большее, нежели утверждения, которые повторяют общие выводы, сделанные уже в Библии[ 15]. Однако касательно второго момента, а именно того, что языческие философы - по крайней мере некоторые из них - приблизились к истине[ 16], требует дополнительного разъяснения отношение христиан в античности к греческой философии.

Пекоторые из ранних христианских авторов относились к философии однозначно враждебно. Эта реакция, несомненно, подпитывалась критикой, направленной против христианства рядом философов в то время, когда христианская религия стала получать известность. В основе своей, однако, враждебность была выражением резкого противоположения мудрости, данной Богом в откровении, и человеческого умозрения, а также христианской жизни, возможной благодаря божественной благодати и поддерживаемой ею, и самодостаточной добродетельной жизни, которую вели философы вроде киников и стоиков. Вместе с тем враждебное и даже презрительное отношение того или иного христианского писателя к философии отнюдь не означало, что он не испытал влияния нехристианской и неиудейской мысли. Замечательным примером в этом смысле является Тертуллиан (ок. 160-ок. 220). Когда он считал нужным, он мог выражать крайнее презрение к философам - особенно когда размышлял о Библии как единственном подлинном руководстве к спасению. По его мнению, Афины и Иерусалим, как он выражался, не имеют между собой ничего общего. В то же время он принимал некоторые идеи, идуищие от стоицизма.

Вообще говоря, среди христиан, мыслящих шире, возобладала иная установка. Даже те, кто с известным недоверием относился к философам, вынуждены были согласиться, что некоторые языческие авторы ближе других подошли к религиозным истинам, признаваемым иудеями и христианами. Не желая, однако, объяснять этот факт силой самой философии, они выдвинули чрезвычайно спорную теорию, согласно которой такие мыслители, как Платон, делали заимствования из Ветхого Завета[ 17] Другие христианские писатели шли в ином направлении, утверждая, что божественное Слово, или Logos[ 18], которое просветляет каждого человека, входящего в мир[ 19], позволило философам - одним больше, другим меньше - достичь частичного познания религиозной и нравственной истины. Таким образом, была предложена точка зрения, согласно которой иудеи были просветлены благодаря Закону и пророкам, греки же были просветлены, пусть и в меньшей степени, через философию. Закон и пророки, с одной стороны, и философия - с другой, предвосхищали Евангелие.