Платон: Государство

Книга пятая

Это показало, что пустой человек тот, кто считает смешным не дурное, а что-либо иное; и когда он пытается что-либо осмеять, он усматривает проявление смешного не в глупости и пороке, а в чем-то другом, а когда он усердствует в стремлении к прекрасному, он опять-таки ставит себе целью не благо, а что-то иное. Так духовно праздные люди тешат сами себя тешат во время одиноких прогулок: они еще не нашли, каким образом осуществится то, чего они вожделеют, но, минуя это, чтобы не мучить себя раздумьями о возможности и невозможности, полагают, будто уже налицо то, чего они хотят: и вот они уже распоряжаются дальнейшим, с радостью перебирают, что они будут делать, когда это свершится; и их без того праздная душа становится еще более праздной. Пока в государствах не будут царствовать философы либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино - государственная власть и философия, и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди - их много, - которые ныне порознь стремятся либо к власти, либо к философии, до тех пор, дорогой Главкон, государствам не избавиться от зол, да и не станет возможным для рода человеческого и не увидит солнечного света то государственное устройство, которое мы только что описали словесно. Тут Главкон сказал: - Сократ, ты метнул в нас такие слово и мысль, что теперь, того и жди, на тебя набросятся очень многие, и причем неплохие, люди... Сократ: Кто ценит красивые вещи, но не ценит красоту самое по се- бе и не способен следовать за тем, кто повел бы его к ее познанию, - живет такой человек наяву или во сне, как ты думаешь? Суди сам: грезить - во сне или на яву - не значит ли считать подобие вещи не подобием, а самой вещью, на которую оно походит? - Конечно, я сказал бы, что такой человек грезит. - Далее, Кто в противоположность этому считает что-нибудь красотой самой по себе и способен созерцать как ее, так и все причастное к ней, не принимая одно за другое, - такой человек, по твоему, живет во сне или наяву? - Конечно, наяву. - Его состояние мышления мы правильно назвали бы познаванием, потому что он познает, а у того, первого, мы назвали бы это мнением, потому что он только мнит. Так вот, с нас достаточно того, что, с какой бы стороны мы что-либо не рассматривали, вполне существующее вполне познаваемо, а совсем не существующее совсем и не познаваемо. Так как познание направлено на существующее, а незнание неизбежно направлено на несуществующее, то для того, что направлено на среднее между ними обоими, надо искать нечто среднее между незнанием и знанием, если только встречается что-либо подобное. ... Значит, знание по своей природе направлено на бытие с целью постичь, каково оно? Между тем небытие с полным правом можно назвать не одним чем-то, а вовсе ничем. ... Поэтому к небытию мы с необходимостью отнесли незнание, а к бытию познание. ... Значит, выходит, что мнение - это не знание, ни незнание. ... Итак, не совпадая с ними, превосходит ли оно отчетливостью знание, а неотчетливостью - незнание? - Нет, ни в том, ни в другом случае. - Значит, на твой взгляд, мнение более смутно, чем знание, но яснее, чем незнание? - И во много раз. - Но оно не выходит за их пределы? - Да. - Значит, оно нечто среднее между ними? - Вот именно. - Как мы уже говорили раньше, если обнаружится нечто существующее и вместе с тем несуществующее, место ему будет посредине между чистым бытием и полнейшим небытием и направлено на него будет не знание, а также и не незнание, но опять-таки нечто такое, что окажется посредине между незнанием и знанием. - Это верно. - А теперь посредине между ними оказалось то, что мы называем мнением. ... Нам осталось, видимо, найти нечто такое, что причастно им обоим - бытию и небытию, но что нельзя назвать ни тем, ни другим в чистом виде. Значит, мы, очевидно, нашли, что общепринятые суждения большинства относительно прекрасного и ему подобного большей частью колеблются где-то между небытием и чистым бытием. Следовательно, о тех, кто замечает много прекрасного, но не видит прекрасного самого по себе и не может следовать за тем, кто к нему ведет, а также о тех, кто замечает много справедливых поступков, но не справедливость самое по себе и так далее, мы скажем, что обо всем этом у них имеется мнение, но они не знают ничего из того, что мнят. ... А что же мы скажем о тех, кто созерцает сами эти сущности, вечно тождественные самим себе? Ведь они познают их, а не только мнят? - И это необходимо. - И мы скажем, что эти уважают и любят то, что они познают, а те - то, что они мнят. Ведь мы помним, что они любят и замечают, как мы говорили, звуки, красивые цвета и тому подобное, но они даже не допускают существования прекрасного самого по себе. - Да, мы это помним. - Так что мы не ошибемся, если назовем их скорее любителями мнений, чем любителями мудрости? ... А тех, кто ценит все существующее само по себе, должно называть любителями мудрости, а не любителями мнений. - Безусловно.