Вадим Васильев - История новоевропейской философии

Гораздо более известен, а в учебниках иногда рассматривается как единственный, другой довод Декарта, который, по словам недоброжелателей, был им украден у Ансельма Кентерберийского (1033–1109) — этот знаменитый «онтологический аргумент». В новое время его стали называть «картезианским аргументом»: схоластику знали плохо, и его все называли картезианским (вот тот, который я сейчас озвучу) — все, вплоть до Канта (1724–1804) — Кант впервые назвал его «онтологическим». И с тех пор всё: все стали называть «онтологическим», и до сих пор так зовут. Не помню, говорил я или нет, что сам этот термин основан на недоразумении. Правильнее было бы называть этот аргумент не «онтологическим», а «ноэтическим», т. к. он исходит вовсе не из бытия, а из понятия; «ноэтическое доказательство бытия Бога». Самое забавное, что Кант в начале, в работе 1763 года, «Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога» (еще докритическая его работа), он под термином «онтологический аргумент» понимал совершенно другое доказательство, которое действительно исходило из бытия. А вот этот аргумент, который я сейчас озвучил, он там, в этой работе, называет «картезианским». И с «онтологический аргументом» Кант тогда был согласен. Это его собственный аргумент — он назвал новым термином, естественно, свое детище, свой аргумент. Но в «Критике чистого разума», вышедшей через 18 лет после этой работы в 1781 году, к тому времени Кант переосмыслил вообще отношение к возможности доказательства бытия Бога и отказался, в том числе, от того своего аргумента старого. Но уж так ему этот термин видно понравился, что он решил его перекинуть на тот аргумент, который называл «картезианским». И в «Критике.» «онтологическим» называется именно «картезианский аргумент». И с тех пор такое название закрепилось.

Итак, что же это за довод? Он очень простой и нам хорошо известен. И когда я говорил о Николае Кузанском, мы о нем уже вспоминали. Бог есть всесовершенное существо. Начала похожи. У нас есть идея Бога. Всереальнейшее или всесовершенное существо не может не включать в качестве одного из своих необходимых предикатов — предикат бытия вне ума. Что в уме существует это понятие — это очевидно. А вот внутри этого понятия содержится предикат внешнего существования. Почему это так? Представим, что в понятии всесовершенного существа не содержится предиката бытия. Тогда этому понятию чего‑то недостает — недостает одного из предикатов, который дополнил бы его совершенство. Но по предположению, это ведь всесовершенное существо, значит, ему не может чего‑то недоставать. Соответственно, предикат бытия не может отсутствовать в этом понятии и должен быть в нем заключен. Если же этот предикат бытия входит в сущность понятия какого‑то, то противоречиво утверждать, что такое существо не существует. Противоречие возникает тогда, когда мы отрицаем в вещи существенные предикаты. Вот вещи присущи какие‑то свойства с необходимостью — без этих свойств она существовать не может. Если мы скажем, что этой вещи эти свойства не присущи, то мы впадем в противоречие. Так вот обстоит дело с «бытием» в понятии всесовершенного существа. Оно не может не существовать именно в силу своего всесовершенства. Но раз оно не может не существовать, раз противоречиво говорить, что Бог не существует, то верно обратное — Бог существует.

— Всесовершенство — это только какие‑то позитивные предикаты? Да, безусловно, только позитивные. Но бытие, безусловно, является позитивным предикатом. Вот простой аргумент, стоивший бессонных ночей Ансельму — его изобретателю, и ничего не стоивший Декарту, который прекрасно знал Ансельма. Дело в том, что философию Ансельма Декарт изучал. Эти вот обвинения в плагиате не на пустом месте. Штудировали схоластику в иезуитском коллеже Ла Флеш, где он учился. Но Декарт, когда ему это говорили, отвечал: «Я понятия не имел об этом ансельмовском доказательстве, но если мое доказательство совпадает с ансельмовым, то я несказанно рад этому совпадению» — говорил Декарт — «если мои скромные, ничтожные мысли совпадают с рассуждениями столь выдающегося мужа». Так же он отвечал, когда ему говорили, что принцип «cogito.» есть у Августина (354-43°). Он действительно у него есть: «сомневаюсь, следовательно, существую» — это положение встречается.

— Но там же разрыв был: когда он ушел из коллежа, он же долго странствовал — лет девять или одиннадцать…

Вы думаете, забыл, да?