Вадим Васильев - История новоевропейской философии

— Диоген бы его записал к себе в ученики …

— Это акт проявления своего достоинства, когда тебя ставят в унизительные условия.

Понятно, ну давайте вот разберём.

— А можно еще …

Да, пожалуйста.

— Всё‑таки, какие были аргументы против рассмотрения морали, толкования морали, как совокупности социальных предписаний?

Вот такой момент, да? Сейчас я скажу, значит.

Всё дело в том, что здесь действительно очень близки, вот совокупность социальных предписаний и моральные максимы. Вот поступок, который совершается исходя из такой моральной конъюнктуры, из чувства разумного эгоизма, или не очень разумного, но вот такого, приспособленческого, Кант называет легальными поступками, так? Поступок по форме моральный, но совершенный не из чувства долга — это легальный поступок. А по форме моральный поступок, но осуществленный из чувства долга, это поступок — моральный. Важна не только форма поступка. Вот по форме мораль действительно… или моральное предписание действительно неотличимо от социальных регулятивов. Но вот содержание иное. Потому что в основе социальных. такой социальной регулятивной трактовки морали, лежит не бескорыстная, так сказать, установка, заинтересованность. «Я поступаю так, вот так, как хочу, что бы поступали со мной». Вот это так называемое «золотое правило нравственности», в нём содержится не бескорыстность определённая, я как бы принимаю правила игры и по ним играю. Потом мне это так сказать, как‑то тоже положительно для меня скажется, вот такое моё поведение.

— Но это речь идёт не о бескорыстии, речь идёт о том, чтобы социум не развалился. А это правило позволяет именно социуму, так сказать, не разваливаться.

— А в чем отличие гоббсовского «общественного договора» и «категорического императива», по сути? Если вот удержаться между Сциллой сходности и Харибдой отличности, то все равно это понятно: на каком основании заключать — это онтологическое или релятивистское, если даже постулировать, то все равно релятивизм неизбежен.

Понятно. Значит, здесь вопрос очень важный, действительно важный. Кант очень чётко пытался отмежеваться от вот такой трактовки морали. Но вопрос этот решается на уровне феноменологических наблюдений. Только надо же сразу признать, что вот гоббсовская, вот эта концепция морали, условно говоря, она действительно релятивистская, то есть, если общества нет, то тогда человек, (точнее статистической можно назвать, это давно уже опробованные все рецепты, в Греции ещё) так вот если нет этих условностей социальных, человек не обязан вести себя так, как он ведёт, и как считается моральным в обществе.

— Но вот как раз таки в этом заключается отличие морали и кодекса. Мораль всегда со мной. Это тот жандарм, которого я ношу с собой.

Вот, вот, вот, понимаете в чем дело. Если мы отталкиваемся..

— Это еще не значит, что мораль мне не предписана. Это просто очень сильное предписание. Это гносеология без наблюдателя.

Здесь надо чётко различать. Значит, если мораль имеет такой искусственный характер, то тогда вот этот кодекс, о котором вы говорите, может только результатом привычки, что Вы привыкли и всё; к этому поведению. Поэтому даже если общество разрушится, вы будете вести себя так же. Но, во всяком случае, вы не будете чувствовать себя обязанными так вести. Здесь можно всё‑таки сказать, что вот этот релятивизм (иначе просто нет релятивизма), он обнаруживается в том, что вы не обязаны, не во всех случаях обязаны себя так вести. Значит, пропадает эта всеобщность, а раз пропадает всеобщность, то пропадает безусловное долженствование, которое составляет главный привкус морали, по Канту. И вот это‑то мы можем лишь феноменологически зафиксировать. Вот мы анализируем, допустим, то, что считаем, даже не собственные моральные поступки. Кстати, по Канту, ни один человек не может быть уверен в том, что он поступил морально, потому, что мотивы могут быть самые разные, и где гарантия того, что нами руководило именно чувство долга? Её точно, эту гарантию, никому никогда дать нельзя, даже самому себе. Поэтому речь идёт только об идеальных случаях, которые мы можем рассмотреть. И вот если в этих моральных предписаниях мы чувствуем этот привкус безусловности то тогда мораль, она не сводима к социальным установкам, к социальным предписаниям и имеет абсолютный характер. Вот в чём кантовская позиция. Здесь каждый должен для себя решить, осознаёт ли он в себе вот эти вот конститутивы, так сказать, моральные или нет. Внешним путём вопрос этот не решаем,