Александр Бабий - Дмитрий Кантемир

Кантемир также совершенно не приемлет и толкования Прокоповичем второй заповеди, согласно которой человек не должен сотворить себе кумира. Прокопович говорил о «притворении ложных мощей, будто святых», о том, что делают их «для прибытка» и что то же самое можно сказать о «молоке богородицы» и «крови Иисуса Христа», о «волосах его бороды» и т. д. «А лгут бо на бога онии проклятый льстецы, — писал он, — которые иконам святым или мощам или месту некоторому притворяют чудеса и откровения или ложные обносят мощи под именем святых угодников божиих или самих себя окаянные славят провидцами и чудотворцами» (52, 7). «Все это, — по мнению Д. Кантемира, — является нареканием на святыню, неуважением народных традиций, чрезмерно суровым приговором простоте и невинности суеверия» (19, 129).

На первый взгляд полемика Д. Кантемира с Ф. Прокоповичем носила чисто схоластический характер. Но более внимательный анализ позволяет раскрыть ее подлинный смысл. В центре полемики проблема воспитания человека, нравственности, вопрос о природе добра и зла. В позициях мыслителей мы видим как различие, так и сходство. Если принять в расчет высказанные Кантемиром требования неукоснительно соблюдать «основания стихии катехизиса», поклоняться всем христианским «святыням», не чинить препятствий в выборе монашества и т. д., то он выступил как ярый поборник традиционного православия, и не более. Между тем Ф. Прокопович тоже не может быть отнесен к числу противников православия, каким хотели представить его враги петровских преобразований, хотя он и отходил в определенном смысле от православной ортодоксии. Он, как известно, признавал за женщиной право занимать высшие должности в государстве и овладевать любыми науками, не поощрял браков по принуждению родителей, впервые ввел в русскую литературу жанр любовной лирики, требовал равенства сторон при разводе, к монашеству относился резко отрицательно (см. 19, 128). В свою очередь Кантемир, защищая традиционное православие и фактически становясь на сторону С. Яворского, также высказал ряд идей, противоречивших основам православия (например, высокая оценка научных знаний и светской образованности).

В целом взгляды и Кантемира, и Прокоповича на цели и задачи воспитания были прогрессивными для своего времени, отвечали духу петровских преобразований и поэтому перекликались, составляя в комплексе важное явление культуры. Полемика между философами свидетельствует в первую очередь о начавшемся расслоении внутри прогрессивного лагеря отечественных мыслителей. Многие вопросы, лишь затронутые в этой полемике (об отношении к народным традициям, о путях развития культуры России, ее просвещения, общественной жизни в целом), в более острой форме были поставлены в XIX в. в дискуссиях западников и славянофилов (см. 19, 135).

Защита Д. Кантемиром просвещения, в котором он видел один из важнейших факторов общественного прогресса, носила ограниченный характер. Тем не менее труды мыслителя свидетельствуют о том, что в философской мысли Молдавии конца XVII — начала XVIII в. осуществлялся процесс высвобождения науки из-под эгиды религии.

За двадцать два года пребывания в Турции Д. Кантемир основательно изучил мусульманскую культуру, о чем наглядно свидетельствует его историко-литературное наследие. Он считается даже первым музыковедом, который ввел в Турции систему нот, просуществовавшую там до конца XVIII в. Его нотная система основана на арабском алфавите, включающем тридцать три знака. Это, по его мнению, «основной словарь музыки» (86, 85). Многих турецких музыкантов, отмечает Кантемир в «Истории Оттоманской империи», «я обучил в некоторой части музыке, главным образом теоретической, и новоизобретенному мною методу для того, чтобы выражать на нотах песни и дойны. Это — ранее неизвестное туркам открытие» (8, 217–218). Да он и сам сочинил свыше тридцати турецких музыкальных произведений, среди них «Марш Баязета», длительное время исполнявшийся как турецкий национальный гимн (см. 27, 143). «Ноты, изобретенные моим отцом для турецкой музыки, скорее напоминают греческие, которыми пользуются во Франции, — писал Антиох Кантемир Вольтеру. — У меня в Москве есть целая книга музыкальных пьес, написанных этими нотами и сочиненных моим отцом». Далее Антиох отмечал, что музыкальные пьесы Д. Кантемира долго распевались в Турции «с удовольствием и с великою от знатоков оного народа похвалой» (цит. по: 39, 107).