Айн Рэнд - Ответы - Об этике, искусстве, политике и экономике

Что касается цикламатов, - я сама их употребляю в составе диетических безалкогольных напитков - врачи утверждают, что они безвредны. Врачи должны изучить этот вопрос и сообщить результат пациентам. В задачи правительства не входит принятие сиюминутных законов на основании неподтвержденных результатов какого-то эксперимента.

Как я предполагаю, причина, по которой кто-то призывает запретить цикламаты, коренится в психологии критиков капитализма. Критики нападают на любую отрасль, которая помогает людям или приносит им удовольствие и прибыль. Теперь они нападают на готовые замороженные обеды, поскольку предположительно в них содержатся опасные консерванты. Разумеется, ведь готовые ужины здорово экономят время загруженным домохозяйкам! Есть и другая причина: подобные наскоки позволяют попасть в газету. Так сделал и Ральф Нэйдер [6] Адвокат, выступавший с резкой критикой американской автопромышленности. - Прим. ред. - вот его настоящий мотив [FHF 69].

Согласуется ли с объективизмом государственный контроль оборота лекарственных и наркотических средств?

Государственный контроль применения наркотических лекарств совершенно неправомочен. Допустимы законы, наказывающие продавца, который ввел покупателей в заблуждение относительно характера продаваемого лекарства. Для этого и существуют законы о мошенничестве. Но государственный контроль не исключает возможности мошенничества, поэтому не должно быть никакого государственного контроля помимо быстродействующей и эффективной правовой системы, в рамках которой человек может обратиться в суд и доказывать свою правоту, если выяснит, что какой-то производитель лекарств его обманул.

Что касается наркотиков, их государство тоже не должно запрещать, за исключением их продажи несовершеннолетним. Если взрослый человек хочет вредить самому себе, он в своем праве. Я полагаю, если бы в Англии попробовали легализовать наркотики, то их употребление упало бы до минимума, поскольку у наркоманов пропал стимул «впаривать» наркотики, сбывать их несовершеннолетним или подсаживать кого-то на иглу, поскольку исчезла бы необходимость оплачивать нелегальные наркотики. Сообщалось о противоположных результатах, но я лишь хочу сказать - как бы то ни было, этот вопрос стоило бы прояснить. Теоретически вполне вероятно, что легализация наркотиков снизит уровень наркозависимости и преступности. Но в конечном счете это вопрос к врачам и криминалистам [FHF 68].

Вы отстаиваете право индивида на выбор в отношении абортов и мер контроля рождаемости. Придерживаетесь ли вы аналогичных взглядов на самоубийство и эвтаназию?

Контроль рождаемости и аборт связаны только с действиями лица, их совершающего. Они не затрагивают больше ничьих прав. То же относится и к самоубийству. В принципе человек вправе покончить с собой, хотя это крайне неразумный поступок. Правительство не должно принимать законы, препятствующие самоубийству. Советы пытались сделать это в России в 1920-х гг. из-за волны самоубийств среди членов партии. Попытки суицида карались смертью. Человек может отказаться от жизни по многим причинам. Бывают, однако, ситуации, когда самоубийство в высшей степени обосновано, и ведь это действительно собственная жизнь человека. И ни закон, ни люди тут совершенно ни при чем.

Проблема эвтаназии сложнее, поскольку тут затрагивается жизнь другого. Если кто-то делает распоряжение о том, чтобы его подвергли эвтаназии, так как не желает испытывать невыносимую боль, и можно доказать, что такова была его воля, я бы сказала, что это его право и доктор вправе осуществить эвтаназию. Но принять такой закон трудно: ведь необходимо гарантировать, что беспринципные врачи в сговоре с беспринципными родственниками не убьют человека, который вовсе не умирает и не страдает от боли. Опасность здесь в том, что врачам дается законное право совершать убийство по собственному произволу. Я, впрочем, подозреваю, что случаи эвтаназии нередки, только мы о них не знаем и вряд ли узнаем. Они на совести лечащего врача. Только он может знать, действительно ли неизлечимый больной испытывает непереносимые страдания. Я не могу сказать, что вправе его осуждать. Не знаю. Слишком непростая ситуация. Мои симпатии на стороне врача, который помогает безнадежному пациенту расстаться с жизнью, но я бы не стала продвигать принятие закона об эвтаназии [FHF 68].