Нина Демидова - Писарев

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Демидова Нина Васильевна (р. в 1932 г.) — кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры философии Воронежского медицинского института. Автор на протяжении ряда лет занимается изучением теоретического наследства Д. И. Писарева, о котором ею опубликовано две статьи: «Д. И. Писарев и нигилизм 60-х годов» («Вестник Ленинградского университета». Серия экономики, философии и права. Вып. 1, 1965, № 5) и «Реалистическая этика Д. И. Писарева» («Ученые записки кафедр общественных наук вузов г. Ленинграда». Философские и социологические исследования. Вып. 7, 1965).

Канула в вечность бурная эпоха 60-х годов прошлого века. Но не ушла бесследно память об этой яркой странице нашей истории, которая передовой части общества представлялась, по словам П. Кропоткина, эпохой Возрождения России и каким-то сказочным, героическим периодом. «Поколение, для которого начало его сознательного существования совпало с тем, что принято называть шестидесятыми годами, — говорил К. А. Тимирязев, — было, без сомнения, счастливейшим из когда-либо нарождавшихся на Руси. Весна его личной жизни совпала с тем дуновением общей весны, которое пронеслось из края в край страны, пробуждая от умственного окоченения и спячки, сковывавших ее более четверти столетия. И вот почему те, кто сознают себя созданием этой эпохи, неизменно хранят благодарную память о тех, кто были ее творцами» (103, стр. 5) [1] Здесь и далее первая цифра в скобках означает порядковый номер в списке литературы (в конце книги), где указаны выходные данные цитируемого произведения. .

Одной из колоритных фигур эпохи 60-х годов был Д. И. Писарев, видный представитель радикальных кругов этого периода, типичный шестидесятник-прогрессист. Это была могучая и оригинальная личность, «один из самых мощных талантов земли русской», сумевший проникнуться особенностями своей эпохи и отгадать ее запросы. Вся жизнь и деятельность Писарева представляют собой очень яркое отражение сложного этапа в революционно-демократической идеологии в 60-е годы, связанного сначала с огромным подъемом, а затем со спадом революционной волны и усилением реакции после реформы 1861 г.

И сама личность Писарева, и политическая острота его убеждений, выраженных в оригинальной форме нигилизма и реализма, своеобразное разрешение им многих вопросов истории, философии, морали и искусства выбывали большой интерес в прошлом и продолжают вызывать его до настоящего времени, являясь предметом оживленной полемики в историко-философской литературе.

Представители дворянской и либеральной литературы 60-х годов (Страхов, Соловьев, Немировский) хотя и считали заслугой Писарева отрицательное отношение ко всякого рода пережиткам, но за радикализм в разрешении общественно-политических, этических и эстетических проблем клеймили его как «безрассудного нигилиста», мировоззрение которого является будто бы простым заимствованием чужих мыслей, пустоцветом, примером подражательности и бесплодия неразвитого вкуса русской публики.

Представители демократических кругов (Герцен, Чернышевский, Шелгунов, Некрасов и др.) в основном правильно оценивали оригинальность и революционное направление идей Писарева, видели в них «служение честной идее» и стремление выявить пути общественного прогресса России. Истоки писаревского нигилизма Герцен выводил из традиций «великих отцов» — декабристов (37, стр. 346).

Либерально-народническая историография (Михайловский, Скабичевский, Иванов-Разумник и др.) не вышла из-под влияния отрицательных оценок Писарева, данных консерваторами, и потому не могла объективно оценить его идейное наследие. Представители этого направления утверждали, что в «писаревщине» нашли свое отражение скитания «без руля и ветрил» русской интеллигенции 60-х годов, которая якобы, будучи «оторванной от пульса общественной жизни» (94, стр. 140), делала ставку на «безусловный» индивидуализм «секты реалистов» (76, стр. 301).

Революционные народники (Кропоткин, Степняк-Кравчинский, Ткачев) хотя и отмечали во взглядах Писарева «грубые крайности», но основную цель их видели в решении жгучих вопросов современности и оценивали его воззрения как «пролог к той великой драме, которая разыгралась впоследствии» (100, стр. 6).