Абдусалам Гусейнов - Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней

На пути умерщвления плоти смерть предшествует просветлению. Эту крайность Будда отверг, как раньше он отверг наслаждение и роскошь царской жизни. Убедившись, что аскетизм также является заблуждением, как и гедонизм (хотя и другого рода), он покинул свое лесное убежище. Вскоре после этого однажды ночью, когда он сидел под смоковницей (это произошло в местечке Гая, расположенном в Урувеле, которое с тех пор именуется городом Буддха Гая), ему открылась истина, которую он выразил словами:

«Я прошел через сансару многих рождений, ища строителя дома, но не находя его.

Рожденье вновь и вновь — горестно.

О строитель дома, ты видишь! Ты уже не построишь снова дома. Все твои стропила разрушены, конек на крыше уничтожен.

Разум на пути к развеществлению достиг уничтожения желаний» [14] Дхаммапада. Стихи 153–154. Перевод с пали В. Н. Топорова. М., 1960. («Дхаммапада», дающая цельное представление об этике Будды, входит в состав буддийского канона «Типитака».) В дальнейшем ссылки на это издание будут даваться в тексте указанием цитируемого стиха. В.Г. Лысенко. Ранний буддизм: религия и философия. М., 2003. С. 8. Карл Ясперс. Великие философы. Пер. Г.Б.Шаймухамбетовой. М., 2007. С. 109. .

Он пришел к выводу, что спасение достигается через освобождение от желаний. Так тридцатипятилетний принц Сиддхартха Гаутама, мудрец из племени Шакья, стал Буддой. Он достиг того желанного состояния, когда кончаются всякие желания, вырвался из круговорота жизни и смерти, обрел бессмертие. В буддийской традиции к нему прилагают характеристики, призванные подчеркнуть его единственность и употребляющиеся часто вместо его имени: «бхагават» (благословенный, блаженный); «татхагата» («так ушедший»); «сугата» (в добре ушедший) и др.

После просветления Будда семь дней подряд сидел под смоковницей с поджатыми под себя ногами, наслаждаясь обретенным блаженством; в целом он четыре недели (по другим сведениям, три месяца) пребывал в созерцательном самоуглублении. Преодолев некоторые сомнения, о которых скажем чуть позже, он решил поведать людям об обретенном им всеведении, запустить колесо Дхармы (учения). Первыми его слушателями и учениками стали пять наблюдавших его последний аскетический опыт монахов, которых он специально искал и нашел в парке близ Бенареса. Первая его проповедь, получившая название Бенаресской, стала и самой знаменитой — в ней излагаются первоосновы учения. Вокруг него сложилась община, которая быстро достигла численности 60 человек. Будда решил охватить учением как можно более широкий круг людей и разослал с этой целью своих учеников в разные стороны с наказом, чтобы они дважды не шли по одной и той же дороге. Сам он возвратился в Урувелу — место, где он обрел истину, — и обратил в свою веру тысячу человек; перед ними на горе Гаяширша он произнес вторую проповедь.

В рамках буддийского учения и практики никаких различий между людьми разных сословий не проводилось. Учитывались только индивидуальные различия, выраженные в готовности и способности к духовному самосовершенствованию. Как пишет отечественная исследовательница В.Г. Лысенко, «буддизм первым в истории человечества обратился к человеку как к индивиду, личности, а не члену определенной социальной религиозной или этнической группы, клана, сословия и т. п.» [15] В.Г. Лысенко. Ранний буддизм: религия и философия. М., 2003. С. 8. , что, по её мнению позволяет рассматривать его в качестве мировой религии и роднит с возникшими позже христианством и исламом. Многие исследователи особенность буддизма видят в том, что в нем нет идеи личности. И в самом деле, если говорить о личности как эмпирически-индивидуализированном существовании, то буддизм нацелен на преодоление этого состояния. Если говорить о личности как о метафизическом ядре индивида, то в буддизме она предстает как такая глубина, до которой индивид стремится добраться упорно и безуспешно — она оказывается невыразимым состоянием, лишенным какой-либо индивидуальности. В любом случае приходится признать, что буддизм не знает идеи личности в ее новоевропейском (даже более широко, христианском) смысле). И тем не менее, суждение В.Г.Лысенко, по крайней мере, верно в одном отношении. Учение Будды прорывало кастовоограниченный горизонт индийского мышления, что, возможно, и стало решающей причиной, по которой оно не закрепилось на индийской почве). Оно признает в человеке некое начало, существующее поверх всех эмпирических нагруженностей и различий и открывающее ему возможность спасения. Ведь Будда имеет не просто истину мира, а такую истину мира, которая указывает путь спасения, избавления человека от страданий, болезней, старости, смерти. Он несет с собой, выражаясь словами К. Ясперса, опыт истины в угасании самости.