Роман Шорин - Записки Никто

О физической боли ничего такого не скажешь. Взятая сама по себе, она ни о чем нам не сообщает. Она всегда есть нечто случайное, навязанное, бессмысленное. Время, потраченное на ее

переживание не останется с тобой, не попадет в вечность.

24

Процентомания. "Хорошо ли то, что я сделал?" "Хорошо, процентов этак на 35". "А хорошо на 35( - это хорошо?" "Это хорошо на 35(".

Нет, в мире относительного нам не за что зацепиться. Неопределенность там правит бал. Там все хорошее одновременно является плохим, красивое безобразным, дорогое - дешевым. "Это, конечно, дорого, хотя с другой стороны, очень даже дешево. В зависимости от того, какие у вас доходы". Все мгновенно перевертывается - взялся за одно, глядишь, а под рукой уже другое. Как в фильме "From dusk till dawn", - прекрасные девушки оборачиваются жуткими монстрами.

Вот и манит нас абсолютное, обладающее заветной неделимостью. Ведь не бывает полуправды, полусвободы, полулюбви, получести и т.п. Либо это правда - либо ложь. Либо это свобода - либо рабство. Любить можно только полностью, а не на три четверти или даже на 99(. Кто любит на 99,9( - тот не любит. Столь суровая радикальность и привлекает нас в том, что безотносительно. Надежна только вечность. Только тамошнее добро - добро, тамошняя истина истина, тамошнее величие - величие. Строго говоря, кроме вечности и нет ничего. За ее рамками лежит мир иллюзии, мир сна. Любой, даже самый чуждый метафизики человек ощущает интуитивную потребность в абсолютном. В том, что не меняет лица на зад при смене угла зрения. Что верно на все 100(. А то, чья верность хотя бы на чуточку меньше 100(, - уже ненадежно. И что 2(, что 99( - все одно. И жди подвоха, как от того плавающего бревна, на которое лучше не ступать - оно перевернется. "Этот поступок благороден на 60(". Значит на 40( он подл. Так что же я совершил - благородство или подлость? Даже сотая доля процента подлости лишает нас права величать поступок благородным. Почему? Да потому что благородство - категория абсолютная. Не будь тех или иных неделимых качеств, мы не смогли бы оценивать ни свои, ни чужие деяния. Распался бы сам язык, и мы бы мычали, как коровы, в устремлениях которых нет ничего безусловного (безусловный рефлекс не в счет). В нашей жизни очень много такого, что следует рассматривать исключительно в абсолютном смысле. Это правило вошло в нашу плоть и кровь настолько, что после слов: "Я люблю тебя", - никто не просит уточнить: "How much"? А признаться: "Теперь я люблю тебя больше (меньше)", - значит выдать себя с головой. Метафизическое начало сидит во всех нас, поэтому вместо слов: "Я люблю тебя неделимой любовью", - мы, как правило, выражаемся немного более кратко.

25

Сейчас я буду говорить о сексуальном желании в его наиболее "голом", примитивном виде. О чистом, животном влечении без каких-либо привнесений. О возбуждении, что порождается так называемым либидо либо же просто природными инстинктами. Оно захватывает, когда забывают, что все, вложенное в нас природой (т.е. без нашего участия) - бессмысленно, не будучи преобразованным под влиянием иных, внеприродных порядков. Без этого все влечения и позывы будут "темными" и аффективными. Жгучие, но своекорыстные и потому гибельные (с точки зрения пустой траты драгоценного времени) страсти, владеющие нами в минуты душевной пустоты. Нет, сейчас я не собираюсь их анализировать, лишь пометил по ходу несколько представляющихся мне принципиальными соображений.

Все наблюдение, которым я хочу поделиться, заключается в том, что самые лучшие женщины (в том числе и в чисто физическом плане) никогда не становятся объектом такого желания. И это одна из тех странностей, благодаря которой, если мы обратим на нее внимание, появляется возможность понять основополагающие, магистральные законы нашего бытия и бытия вообще.

Правда, странно: когда красота женщины приближается к идеалу, ее восприятие нами становится куда более сложным, нежели инстинктивное половое влечение. Любопытная зависимость: красота возрастает - влечение сначала растет тоже, потом отступает. Мимо нас прошла дурнушка - ничего не произошло. Идет нечто более привлекательное, мягко покачиваются бедра - в наших глазах мелькнул огонек желания. Подходит дама еще соблазнительней огонек сильнее. Но вот появилось само совершенство - наш взгляд максимально пристален, но полового желания (в его примитивной, напоминаю, форме) в нем уже нет. Почему? Хороший вопрос.

Обнаруженная странность указывает нам на сущность красивого. Красивое случается не для того, чтобы удовлетворять чьи-то желания. Оно имеет самостоятельное значение. Поэтому, по мере усиления красоты женщин, мужчина все меньше думает о себе. В том числе и о том, что ему чего-то хотелось, хотелось сильно, очень сильно, сильнее, казалось, всего. Все это отступает при встрече с действительно прекрасной женщиной. Взятая сама по себе, она важнее любого корыстного желания. Она вытаскивает человека из его зацикленности на своих заботах, проблемах, нуждах. Красота засасывает своего наблюдателя внутрь себя. В том месте, где явила себя красота - нет ничего рядом, даже если до ее появления там была куча народу. Мистические вещи говорю. Чем больше в женщине красоты - тем меньше шансов рассматривать ее как вещь-для-нас. Прекрасная женщина - вещь-в-себе, поэтому вместо зова плоти появляются более сложные эмоции: желание бесконечно долго быть рядом, желание сделать ей приятное без расчета на ответный жест, радость оттого, что она есть. Нежность. Любовь. Ты прикасаешься к ней, но прислушиваешься отнюдь не к собственным ощущениям. На этом остановлюсь, дабы избежать кривотолков.