Александр Субботин - Бернард Мандевиль

Не только вещи, но и идеи и моральные принципы становились товаром. Вместе с тем страна пожинала плоды политики веротерпимости. Правда, столкновения консервативного англиканского духовенства, так называемых «высокоцерковников», с «низкоцерковниками» и диссидентами, равно как и вражда между различными христианскими сектами, возникали время от времени с новой силой, однако терпимость, не без влияния идей Локка, все же становилась преобладающим настроением в английском обществе. Философия Локка способствовала также возникновению английского деизма и определенному сдвигу мировоззренческих интересов, которые переместились преимущественно в область этики и психологии. Однако ни веротерпимость, ни деизм образованной элиты не сделали англичан менее религиозными. «Этический кодекс, основанный на христианской доктрине,— отмечает английский историк Дж. М. Тревельян,— был тогда правилом жизни для значительно большей части общества, чем это было в периоды позднего средневековья и Тюдоров» (28, 368) [1] Здесь и далее в скобках сначала указывается номер источника в списке литературы, помещенном в конце книги, затем курсивом — номер тома, если издание многотомное, и далее — страницы источника. (Ред.) . Эта религиозность, сочетаясь с жаждой обогащения любыми средствами, породила то ханжество, которое глубоко пропитало состоятельные слои общества и стало одной из отличительных черт британской респектабельности. Люди, живые, реальные люди послереволюционной Англии, были далеки от того идеала гармонической, умеренной в своих потребностях, разумно-нравственной личности, за который ратовал в своей этике Джон Локк.

Этими несколькими штрихами я хотел бы обрисовать ту английскую действительность, в условиях которой формировались взгляды Мандевиля. Без знания ее многие представления и решения Мандевиля — мыслителя, остро чувствовавшего пульс своего времени,—остались бы непонятными. Не так уж трудно последовательно и логично изложить концепцию того или иного философа. Гораздо труднее, не впадая в вульгаризацию, увязать ее с условиями современной ей социальной действительности. Однако именно эту задачу и должен решать историк философии, если он не хочет писать еще одну книгу о книгах. Иными словами, философские учения прошлого следует рассматривать не только в их связи с предшествующими концепциями и современными им альтернативными воззрениями, но и в связи со всем строем общественной жизни — ее политической, экономической и культурной реальностью, достигнутым уровнем знаний, распространенными религиозными взглядами и теми представлениями, которые бытуют в искусстве и литературе.

На связь философии и литературы стоит обратить внимание и с другой точки зрения. Философское произведение очень выигрывает, если оно представлено в хорошей литературной форме. Правда, далеко не все классики философии были и классиками стиля, но зато тех, кто, как Платон или Дидро, обладал художественным даром, всегда читали с двойным удовольствием. Хорошая манера изложения нужна философскому произведению не только ради завоевания большого числа читателей. Существует мнение, что с содержанием философии вообще несовместима эмоциональнохудожественная форма, что философские материи следует излагать сугубо научным слогом. Это заблуждение. Иные философские проблемы, связанные с самой сутью человеческого бытия, имеют такую степень напряжения, что требуют и более выразительных средств осмысления, чем только абстрактный интеллектуальный анализ. Иные же философские позиции нуждаются в саркастической, сатирической критике. Мандевиля как раз отличало стремление соединить философию с художественной литературой. Он работал на их стыке и оставил много превосходно написанных философских страниц. Он черпал и из философских, и из литературных источников. На его творчество оказали влияние и философские концепции Гоббса, Спинозы и Локка, и моралистическая эссеистическая проза Монтеня, Ларошфуко и Лабрюйера.

Мандевилю у нас пока уделяли недостаточно внимания. «Басня о пчелах» (и то в составе только первого тома) впервые была издана на русском языке лишь в 1974 г. (она вышла в библиотеке «Философское наследие» в переводе Е. С. Лагутина и под общей редакцией Б. В. Мееровского).

Чтобы устранить другую несправедливость, допущенную в отношении Мандевиля, в приложении к этой книге читателю предлагается стихотворный перевод его басни-поэмы «Возроптавший улей, или Мошенники, ставшие честными». Так уж случилось, что эта поэма, о которой рассказывают на лекциях по истории философии, политической экономии и литературе, о которой пишут в фундаментальных исследованиях и в учебниках, до сих пор существует на русском языке лишь в прозаическом переложении. А ведь именно из нее с течением времени выросло произведение, прославившее Мандевиля, — его знаменитая «Басня о пчелах», рассмотрение которой и составляет основное содержание этой книги.

Читать дальше