Владимир Гаврилов - Третий путь

Встречная машина мигнула фарами, предупреждая о ждущей впереди милицейской засаде. Виктор поблагодарил водителя поднятой вверх ладонью и сбросил скорость. Через минуту инспектор ГАИ остановил машину. Это был инспектор ГАИ Республики Карелии. Посмотрел на питерские номера. Долго изучал документы. Показал водителю показания радара – превышение разрешенной скорости на 10 километров. Все вежливые вопросы о погрешности прибора и здравом смысле переадресовал в сторону своих начальников, которые запрещают являться в конце службы без протоколов о нарушениях и выписанных квитанциях о штрафах. Протоколов должно быть не менее 10 штук. Выписал квитанцию на 50 рублей, пожелал счастливого пути и попросил не нарушать правила. В принципе, инспектор был по-своему прав. Страх и неотвратимость , особенно в нашей стране должны работать – десятки тысяч людей останутся живыми, а в большом смысле, если это еще и на наших любимых руководителей распространить – то уже и незапланированные десятки миллионов родятся или выживут. Страх, он тоже разный бывает. Бывает животный, а бывает и божий… Страх божий – это голос совести, голос справедливости.

Через десять минут квитанция была выписана, инспектор исполнил свой долг, и машина продолжила движение.

Виктор спрятал квитанцию в бумажник, устроился удобнее в своем кресле и задал вопрос:

- Серега, а как узнать, что царь или шах – настоящий?

Сергей откинулся на сидение, потянулся и несколько раз зевнул. Посидел с закрытыми глазами несколько минут. Затем энергично пальцами и ладонями растер свои уши, открыл глаза и бодрым голосом стал говорить:

- Витя, вопрос твой интересный. Я давно думал над этим вопросом, и нашел ответ у японцев в книге одного хвана , одного дяденьки-самурая.

Дяденька этот жил больше четырех сотен лет назад и прошел он в своей жизни по очень сильному пути - он работал самураем. Причем работал очень профессионально.

Самурай – это воин, это хван по терминологии Петра-подводника, который верен своему владыке и который стремится к смерти.

Самурай, по другой нашей парадигме – это правильный чечен , который служит бугру- владыке. Владыкой для самурая может быть и крестьянин, которого грабят соседи, и который за несколько мешков риса нанимает самурая для помощи и защиты. Если самурай соглашается защищать крестьянина, то крестьянин для него становится владыкой. Настоящий самурай верен до последнего вздоха своему владыке и своему долгу. Он без рассуждений и страха сражается с любым числом врагов-соседей. В этом смысле он стремиться к смерти, презирает ее и считает себя уже мёртвым. Он способен и готов выйти на бой с любым противником… Тогда перед нами – настоящий самурай, который чтит свой кодекс чести.

Теперь о нашем писателе, о нашем дорогом самурае-дяденьке. У самураев, при их нелегком способе жить, достаточно частым явлением были поединки. Поединки проводились и в мирное время внутри своей среды. Поединки по договоренности и строгому ритуалу были один на один, с несколькими соперниками, поединки до первой крови или до смерти. Нашего самурая звали Миямото Мусаси. Он провел в своей жизни больше семидесяти поединков. Во всех без исключения одержал победы. После второго или третьего поединка он стал испытывать к своим соперникам сострадание. Миямото Мусаси заменил свой металлический самурайский меч на деревянный, и стал побеждать на поединках своих коллег-самураев фактически простой деревянной палкой. Так он прожил пять десятков лет, достиг почёта и уважения. Потом он отказался от борьбы с людьми, удалился в горы, стал отшельником и ещё около трех лет жил в пещере. Каждый день он подходил к водопаду и много часов оттачивал свое мастерство в технике владения мечом, рассекая мечом струи водопада. Через три года он постиг свой Путь стратегии , сел на несколько недель в пещере и описал свой Путь стратегии в книге. После того, как он закончил написание книги, он лег на свое ложе и умер.

Можно к такой жизни и к такой смерти отнестись с глубоким уважением.

Но еще большее уважение вызывает книга, которую оставил людям Миямото Мусаси.

Эта книга в наши дни является настольной для многих японских крупных промышленников. В Японии как-то по велению национальных традиций и совести сложилось, что там в производстве нет навов-бизнесователей, заточенных на добывание бабла , а есть реальные хозяева, которые занимаются производством и делом . Маленьким примером может являться тот факт, что после землетрясения и цунами ни в одном магазине японцы не подняли цены – совесть не позволяет. Они серьёзно относятся к своему делу, к окружающим, к жизни, и уважают сёрьёзные книги.