Майкл Льюис - Покер лжецов

Позднее в этот же день, последний отчетливо запомнившийся мне день моего пребывания в Salomon Brothers, я отмучил свою часовую лекцию перед 250 студентами учебных курсов. Несчастные стажеры дошли уже до такой степени отчаяния, о каком можно прочитать в хрониках XIV столетия, повествующих о нашествии Черной смерти. Они утратили всякую надежду и решили, что раз уж все они обречены на увольнение, то можно и вести себя как вздумается. Так что все как один обратились в отъявленных заднескамеечников. При входе в аудиторию мне пришлось увертываться от бумажных снарядов, а потом в течение часа сражаться с полнейшим безразличием к тому, что я рассказывал. Их совершенно не интересовала тема моего выступления — «Сбыт облигаций европейцам». Единственное, что их занимало, — есть ли возможность устроиться в лондонском отделении и не знаю ли я, когда их всех разгонят. Они были совершенно убеждены, что только они одни были в неведении относительно того, что творится в нашей компании. Что за бесподобная наивность! Их особенно злило и тревожило то, что Джим Мэсси (который толканул им такую же напыщенную речугу, что и нам) не заглянул к ним, чтобы хоть что-то объяснить. Кто они такие? Всё еще работают на Brothers или уже нет?

Они промучились в неведении еще пару часов. В середине следующей лекции в зал явился Джим Мэсси в сопровождении двух крепких мужчин, которые были похожи на охранников, хотя были всего лишь маклерами. Он пришел, чтобы огласить приговор этим несчастным студентам. Но прежде, чем сказать то единственное, что все жаждали услышать, он с самыми безжалостными подробностями поведал, как тяжело принимать решения об увольнении и почему это должно сделать фирму более сильной и здоровой. И только в конце: «Мы долго обсуждали судьбу подготовительных курсов… и мы решили… [долгая пауза]… не изменять принятым обязательствам. Вы можете остаться!» Как только Мэсси ушел, класс принял более или менее нормальный вид — ряды заднескамеечников поредели. Но на самом деле ничего особенного этим бедолагам не светило: на торговом этаже вакансий не было. По окончании курсов большинство выпускников стали клерками вспомогательных служб.

Вторник, 17 декабря 1987 года: премиальный день. Странный и примечательный день. Впервые в своей истории фирма сняла потолок оплаты для работающих со стажем до двух лет. Если бы этого не случилось, моя премия была бы не выше 140 тысяч долларов. А так мне заплатили 225 тысяч, а со всякого рода пособиями (но кто же их считает?) аж 275 тысяч долларов. Как мне сообщили, еще никогда прежде служащий всего через два года по окончании курсов не получал таких деньжищ. Я получил больше, чем кто-либо другой из моего учебного потока. Впрочем, последнее суждение было вполне бессмысленным. Более половины тех, с кем я учился, либо ушли сами, либо их ушли. Теперь стало кристально ясно, что нужно только терпение, только время, и фирма сделает меня богатым человеком. Если бизнес сохранится на прежнем уровне, через год я получу что-то вроде 350 тысяч, еще через год — 450 тысяч, а еще через год — 525 тысяч. И так далее. Прирост будет уменьшаться, но общая сумма будет расти и расти, пока я не стану, а может, и никогда не стану, одним из директоров.

Но было немножко грустно и даже смешно, что фирма отказалась от правила о потолке для новичков и заплатила отдельным служащим больше, чем когда-либо, именно в самый скверный год за всю свою историю. В 1987 году фирма с капиталом 3,5 миллиарда долларов заработала всего-навсего 142 миллиона. И эта цифра покажется еще более убогой, если вспомнить, что чуть не до конца года штатная численность персонала была почти вдвое больше, чем всего три года назад. Почему же они решили так щедро мне заплатить?

У меня была идея по этому поводу. Когда глава отдела продаж извещал меня о премии, он сделал все, чтобы я оценил, как щедро фирма меня одарила, и даже предупредил, что я не должен никому об этом рассказывать. О причине такой щедрости яснее ясного кричали его глаза: паника. Одной из сторон бизнеса в Salomon Brothers было то, что фирма устанавливала цену на труд своих служащих, и теперь, когда много способных людей от них ушло, была утрачена уверенность в правильности своих цен. Одно можно сказать наверное: премию мне выплатили не потому, что кто-то считал, что так поступить будет хорошо. Среди руководства фирмы было несколько человек, делавших то, что они считали правильным и хорошим, и я горжусь тем, что одним из них был мой ребе, но большинство остальных делали только то, что было необходимо. Мне много заплатили, чтобы убедить меня остаться. Они покупали мою благодарность и верность.