Александр Бард - Netократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма

Внезапное смещение центра бытия, разумеется, сопровождается сильнейшим сопротивлением со стороны тех, чьи позиции подвергаются угрозе. Едва только люди, да и целые классы вдруг осознают, что некая постоянная, на основе которой были построены их жизни, и которая до сих пор представляла собой фундамент их идентичности, пришла в движение, они обычно реагируют в форме полного отрицания: Этого не может быть! Через некоторое время, когда произошедшие изменения уже нельзя отрицать, реакция людей выражается либо в уходе от действительности, либо в агрессивной оппозиции переменам: Это не должно было произойти! Все это усугубляется тем, что прежние властные структуры, на которые до сих пор возлагались большие надежды, тоже имеют смутное представление о происходящем. Наглядным примером может служить разрушительная борьба, переживаемая Западным миром со времени перехода от феодализма к капитализму относительно понятия Бога и его неизбежной смерти. С каждым разрушенным учеными ментальным барьером в нашем мировоззрении, с каждой преодоленной границей понимания стараниями своей многочисленной, хотя и постепенно уменьшающейся паствы Бог тут же отодвигался еще на один шаг в Неизведанное. Живший поначалу за небесным сводом, Он был 'передвинут' за пределы Солнечной системы, потом за пределы звезд, пока наконец не был водружен над временем и пространством вообще. Несмотря на все усилия, Ему удалось выжить. Аксиомы, связанные с устаревшими парадигмами, зачастую весьма упорно цепляются за жизнь, в особенности среди маргинальных групп.

Многие люди просто не понимают, что идея Бога возникла в иной, отличной от сегодняшней, парадигме, с целью, специфичной именно для того времени: для создания преимуществ одним группам людей за счет других. В феодальном обществе Бог, в мобилистических терминах, был предполагаемой константой бытия, чье существование было непреложной истиной. Всякие попытки слегка поколебать поверхность этой константы карались смертью. При переходе к капитализму прочная структура, поддерживающая понятие Бога, разрушилась. А когда главная ценность начала сдвигаться с места, все прочие основы существования, ранее казавшиеся незыблемыми, последовали за ней. Величие Бога стало относительным, и оказалось возможным ставить под сомнение даже само его существование. Христианский мир впал в пучину сомнений по поводу своей легитимности из которой он так и не выбрался. То, что мы сегодня называем призраками и демонами, когда-то имело реальное влияние на жизни людей. И это не вопрос теологического спора или очевидной слабости доказательств существования Бога, это вопрос власти. Власть монархий и Церкви покоилась на существовании чего-то, названного Богом. Предполагалось, что Бог будет константой и ни при каких условиях не может быть поставлен под сомнение. Если бы сомнения по этому поводу могли возникнуть, вся структура власти оказалась бы под угрозой.

Как результат упорного отрицания любых сдвигов центральной ценности бытия и нежелания подчиниться требованиям религии атеизм получил статус новой аксиомы и стал эффективным инструментом противодействия буржуазии при захвате власти. Это проиллюстрировано одним из самых блестящих общественных экспериментов капиталистической парадигмы: коммунистическим проектом. Коммунизм стал перевернутой формой христианства, выражением древней мечты о рае на Земле, весьма типичной для своего времени. Коммунистическая вера была следствием идеи общественного совершенствования посредством человеческого, а не божественного вмешательства. Инструментом должен был выступить новый тип государства; утопической целью проекта был новый человек, исключительно рациональный. В итоге эта мечта нанесла серьезный урон целым народам и континентам и потребовала от 85 до 100 миллионов жизней (по понятным причинам здесь трудно быть более точным), принесенных в жертву в мирное время для успеха этого благого начинания.

До сих пор есть защитники коммунистического проекта, потому что это вопрос религиозной веры, иррациональность которой выглядит мертвой зоной в пространстве логических построений. Сила этой веры была точнейшим отражением её первоначальной оппонирующей силы организованной религии, которая в России, Китае и Латинской Америке до последнего боролась за свою власть. Вполне возможно, что если бы последний русский царь вдруг публично признался в своем атеизме, он мог нейтрализовать часть обаяния коммунизма и тем самым предотвратить Октябрьскую революцию. Демон предполагаемой константы бытия настолько силен, что даже его антидот (и, следовательно, его эквивалент в следующей парадигме) наследует его поистине магическое влияние на ход наших мыслей.