…Почему, например, инцест с дочерью или с сестрой должен являться особо тяжким преступлением, гораздо более гнусным, чем любое другое сексуальное сношение? Ответ на вопрос о таком обосновании, гласит, что этому противятся все наши чувства. Но это означает только, что запрет считается само собой разумеющимся, что его можно не обосновывать. Никчемность такого объяснения обнаруживается достаточно легко. То, что якобы оскорбляет наши самые святые чувства, было общепринятым обычаем, можно сказать, священной привычкой в знатных семьях древнего Египта и у других древних народов. Само собой разумеется, что фараон находил в своей сестре свою первую и самую знатную жену, и поздние последователи фараонов, греческие Птолемеи, без колебаний подражали этому образцу. Пока, напротив, напрашивается представление, что инцест – в данном случае между братом и сестрой – был привилегией, которой были лишены простые смертные, но предоставленная заменяющим богов царям, равно как греческие и германские легенды безоговорочно принимали такие инцестуозные отношения. Можно предположить, что боязливое охранение равного происхождения у нашей высшей аристократии является остатком этой старой привилегии, и можно констатировать, что из-за продолжающегося много поколений близкородственного размножения в высших социальных слоях Европа сегодня управляется членами только одной или двух семей.
Ссылка на инцест у богов, царей и героев помогает покончить и с попыткой объяснить ужас перед инцестом биологически, свести его к смутному знанию о вредности близкородственного размножения. Но как раз далеко не достоверно, что при близкородственном размножении существует опасность уродств, еще сомнительнее, что первобытные люди знали и противодействовали этому. Неуверенность в определении дозволенной и запрещенной степени родства столь же мало свидетельствует в пользу «естественного чувства, как причины ужаса перед инцестом…» Требование экзогамии, чьим негативным выражением является страх перед инцестом, заложен в воле отца и продолжает эту волю после его устранения… Мы твердо надеемся, что исследование всех случаев священного привело бы, как и в случае страха перед инцестом, к тому же результату: первоначальное святое – не что иное, как продолженная воля праотца. Тем самым становится ясной амбивалентность слов, выражающих понятие святости. Дело в амбивалентности, вообще владеющей отношением к отцу . «Sacer» означает не только «святой», «освященный», но и то, что мы можем перевести только с помощью «проклятый», «гнусный» (auri sacra fames – проклятая жажда золота – лат.).
Эти слова об инцесте Зигмунд Фрейд написал за несколько месяцев до смерти. В книге, которую писал, по его собственному признанию, всю свою научную жизнь. Это – « Человек по имени Моисей и монотеистическая религия » (Москва. «Наука». 1993 год, стр. 138—140). Собственно, говоря о воле праотца, он тем самым объяснил в нас то, что мы в себе и других психологически не понимаем. Фрейда во взглядах на инцест поддерживали многие знаменитые врачи и философы. В том числе, К. Ясперс (см. ниже). В стороне находился один Монтень: « Те же, кто не желает черпать ниоткуда, кроме первоисточника, т.е. природы, впадают в еще большие заблуждения и высказывают дикие взгляды, как, например, Хрисипп, во многих местах своих сочинений показавший, с какой снисходительностью он относится к кровосмесительным связям, какими бы они ни были. Кто пожелает отделаться от всесильных предрассудков обычая, тот обнаружит немало вещей, которые как будто и не вызывают сомнений, но, вместе с тем, и не имеют иной опоры, как только морщины и седина давно укоренившихся представлений» («Опыты». М., «Правда». 1991, стр.92—93). Не понимаем, потому что, недооцениваем в человеке звериное начало. То, что наша психосоматика, если из нее вычесть « человеческое слишком человеческое» Ницше, иными словами, моральное , подчиняется все тем же законам, которым подчиняется психосоматика животных. Ни у одного вида животных – зверей, домашних животных, птиц и рыб, естественно, нет «ужаса перед инцестом». Вероятно, в определенных социальных условиях, верх в человеке берет не моральное , иными словами, психологически понятное , а звериное , что не может быть психологически понятным , как например, у преступника из выше приведенного «казуса» (кстати, по звериным законам там жила вся семья, все ее члены, от 8-летней дочки до 32-летней матери ) . Если современный преступник, признаваемый психически здоровым, тем не менее, остается психологически непонятным (как современные российские серийные убийцы или каннибалы), следовательно, мы имеем дело с психическим регрессом до «звериного уровня».
Читать дальше