Уэйд Дэвис - Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии

Две недели потратил местный шаман- курандеро [23] Курандеро – шаман-целитель (от исп. curar – «лечить») в Латинской Америке. * на тщетные поиски источника всех этих бед. Оценив уже намётанным на материи вышнего мира глазом состояние своего земляка, он разложил на алтаре могущественные предметы, наделённые сакральной силой – окаменелые кристаллы, зубы ягуара, панцирь моллюска, именуемого Гребень Венеры , китовую кость и упрямо тянущие свои головы вверх из земли с незапамятных времён уакас [24] Перуанское имя дурмана (см. ниже, словарь терминов на стр. 312-319). , обречённые стать урожаем для мечей конкистадоров. Во время ночных ритуалов на пару с пациентом они вдыхали отвар алкоголя и табака, поднося раковину гребешка так, чтобы испарения попадали в обе ноздри. Призывая имена Атауальпы [25] Атауальпа (1502–1533) – последний император инков до испанского завоевания. * и всех древних правителей Перу, они опьянялись соком ачумы – священного кактуса четырёх ветров. Сын шамана возил безумца на муле в горы, где расположены озёра Уарингас [26] Солёные озёра Уарингас , расположенные в горах неподалёку от города Уанкабамба в Перу, наделяются местными жителями целительной силой. * – источник духовной силы. Всё напрасно. Знамения были слабы и невнятны, не помогло даже омовение в целебных водах. Напасть упорно не хотела отпускать свою жертву.

Шаману-целителю оставалось лишь одно – сразиться с нею один на один, отыскав причину в ином мире, где обычным людям бывать небезопасно. Пациент сидел на прежнем месте, когда шаман улизнул из дома, накинув широкое пончо и такую же шляпу, из-под которой выглядывал только его подбородок, напоминавший носок старого сапога.

Теперь шаман прибегнет к видениям иного рода – путаным и сбивчивым, отталкивающим, ведущим неведомо куда. И будет работать с ними не как опытный знаток, способный управлять своим духовным миром, разгадывая его, а скорее, как проситель-соглядатай, едва заглянувший в открытый ему колдовской травой безумный мир.

Перспектива того, что он утратит и контроль над самим собой и память, потеряет чувство времени и пространства, была пугающей. Но у шамана не было выбора, и он приступил к тому, что ему предстоит осуществить, с решимостью смертельно больного человека.

Он уединился в каменной избушке, заперев ветхую дверь. Его резкие жесты, мелькавшие через трещины двери, казались молниеносными вспышками света из-под земли, устремлённого ввысь. Сквозь трещины мне было видно, как его призрачная фигурка движется, «нарезая» круги всё уже, как делают собаки, устраиваясь на ночлег. Присев на землю, он снял шляпу, обнажив искажённое и безликое лицо – вздутые сине-чёрные губы и отвислый нос, болтавшийся на уровне рта. Кожа на скулах осунулась, глаз во мраке не было видно. Он сидел молча, бессознательно принимая услуги своего помощника, который заботливо соорудил постель, поставил большое корыто воды и эмалированную чашу с чем-то чёрным. Проделав это, служка шамана скромно устроился возле двери, поманив меня сесть рядом. Мы оба замерли, вглядываясь в темноту. Лёгкий ветерок шевелил жестяную кровлю, заглушая наше дыхание.

Схватив обеими руками эмалированный сосуд грубым жестом сельского батюшки, курандеро, поклонившись четырём углам хижины, приступил к поглощению его содержимого. Пил он подчёркнуто медленно, слегка поморщившись, полностью опустошил посудину. Затем мирно уселся с подчёркнутым спокойствием – пути назад уже не было.

Напиток подействовал быстро. Через полчаса шаман был в тяжёлом ступоре – пустые глаза уставились в одну точку на полу, губы плотно сжаты, а лицо вдруг покраснело и распухло. Вскоре ноздри его зарделись, он начал вращать орбитами глаз, пуская ртом пену, и всё тело охватили жуткие конвульсии. Он всё глубже и глубже проваливался в бездну безумия. Задыхаясь, скрёб землю костлявыми пальцами, точно кошка, тщетно пытаясь не сорваться в пропасть безумия.

Вопли агонии прорезали ночную тьму. Он пытался встать, но снова валился пластом, продолжая колотить пустоту обеими руками. Внезапно он метнулся к корыту с водой, словно охваченный пламенем или умирающий от жажды. Затем его передёрнуло в последний раз, он рухнул и затих.

Так действует симора – кустарник-принадлежность злого орла, ближайший сородич дурмана в растительном мире.

Бледная лавандовая синева зари сквозила сквозь матовое стекло окна вагона, подсвечивая видимость жизни вокруг, пока, наконец, пассажирский поток не вывел меня с Южного вокзала на улицы утреннего Бостона.