Петер Вольлебен - Тайная жизнь деревьев. Что они чувствуют, как они общаются – открытие сокровенного мира

Если дереву удалось залечить рану на стволе, то есть полностью ее затянуть, у него будут такие же шансы на долгую жизнь, как у его здоровых товарищей. Но в особо суровые зимы старые раны могут напомнить о себе. По лесу гулко, как ружейный выстрел, разносится громкий треск, и на стволе по линии старой раны проходит глубокая трещина. Объясняется это разницей напряжений в промерзшей древесине, которая у деревьев с такой предысторией имеет очень неоднородную структуру.

Про солнечный свет я уже рассказывал во многих главах, и каждый раз подтверждалось его важнейшее значение для леса. Это звучит банально, в конце концов деревья – растения, и чтобы жить, им нужно фотосинтезировать. Поскольку в наших садах и огородах грядки и газоны обычно хорошо освещены, благополучный рост растений чаще определяется наличием воды и минеральных веществ в почве. То, что свет важнее обоих этих факторов, в повседневной жизни легко уходит на задний план. А так как мы склонны судить других по себе, мы забываем, что у нетронутых лесов совершенно другие приоритеты. Здесь идет борьба за каждый солнечный луч, и каждый вид специализируется на определенной ситуации, чтобы добыть хоть немного энергии. Ведь в верхнем ярусе, ярусе победителей, раскинулись могучие буки, пихты или ели, которые поглощают 97 процентов света. Это жестоко и бесцеремонно, но разве не любой вид живых организмов берет себе все, что может получить? Состязание за свет деревья выиграли только благодаря умению формировать очень длинные стволы. Однако образовать высокий и прочный ствол может только уже очень старое, даже древнее, растение, в древесине которого накоплено гигантское количество энергии. Так, для роста одного ствола взрослого бука требуется столько же сахара и целлюлозы, сколько соответствует урожаю пшеницы с площади в 10 тысяч квадратных метров. Ясно, что для роста такой богатырской конструкции требуется не один год, а 150. Зато потом к нему не сможет подступиться почти ни одно растение, кроме других деревьев, и остаток жизни ему не о чем волноваться. Его собственное потомство обречено довольствоваться остатками света и теми веществами, которыми поделится с ним дерево. Остальные растительные «низы» лишены даже этого, и им приходится изобретать что-то свое. К примеру, первоцветы. В апреле бурая земля под старыми лиственными деревьями уходит под белое цветочное море. Растение, которое превращает лес в волшебную сказку, – ветреница дубравная. Иногда к ней примешиваются желтые или сине-фиолетовые цветы, например печеночница. Свое имя она получила из-за листьев, немного напоминающих по форме человеческую печень. Поскольку ее цветы появляются весной очень рано, в некоторых местностях их называют «любопытки» (Vorwitzchen). Печеночница – очень упрямое растение. Заняв какое-то место, она решает остаться на нем навсегда, а распространение семенами происходит у нее очень медленно. Потому эти первоцветы можно найти только в старых широколиственных лесах, столетиями растущих на одном месте.

Все это яркое великолепие кажется чистым транжирством. Зачем цветочное сообщество тратит на него столько сил? Причина этого затратного мероприятия проста – растениям нужно использовать узкое временное окно. Когда в марте весеннее солнце разогревает почву, лиственные деревья еще спят. До начала мая ветреницы и К оиспользуют свой шанс и образуют под голыми кронами углеводы для следующего года. Питательные вещества складируются в корнях. Между делом весенние красавицы еще успевают оставить потомство, что требует дополнительных сил. То, что они все это успевают за один-два месяца, выглядит настоящим маленьким чудом. Ведь как только на деревьях распустятся почки, в лесу снова станет слишком темно, и цветам снова придется взять вынужденную паузу в десять месяцев.

Если я прежде сказал, что к деревьям не сможет подступиться «почти ни одно растение», то теперь перенесу ударение на «почти». Дело в том, что есть и такие, которые поднимаются вверх по древесным кронам. Особенно труден и извилист этот путь для тех, кто стартует с земли. Одно из таких растений – плющ. Его биография начинается с мелкого семечка у подножия светолюбивых видов, то есть тех, кто особенно расточительно обходится с солнечными лучами и часть их неиспользованными пропускает на почву. Под соснами или дубами плющу хватает света, чтобы сначала образовать на почве настоящий ковер. Но однажды в нем просыпается стремление подняться вверх по стволу. Плющ – единственное в Центральной Европе растение, использующее придаточные корни, крепко вцепляющиеся в кору. Десятки лет оно постепенно поднимается все выше по стволу-опоре, пока наконец не доберется до кроны. Здесь плющ может жить сотни лет, хотя настолько древние экземпляры встречаются скорее на скалах или стенах старых замков. В специальной литературе можно прочесть, что деревьям они не вредят. Однако по собственным наблюдениям над нашими домашними деревьями я не могу этого подтвердить. Совсем наоборот: деревья, особенно сосны, хвоя которых нуждается в большом количестве света, очень недовольны разрастающимся в их кроне конкурентом. Одна за другой отмирают ветви, дерево может настолько ослабеть, что начнет сохнуть. Да и сам основной побег плюща может стать толщиной с дерево. Он обвивает опору и давит на нее тяжким грузом, как удав, который вьется вокруг человеческого тела. Еще сильнее удушающий эффект проявляется у другого вида – лесной вьющейся жимолости. Это растение с красивыми, похожими на лилию цветками, чаще обвивает молодые деревья. При этом оно так тесно прилегает к стволу-опоре, что на нем остаются сильные спиралевидные вмятины. Из таких искореженных деревьев, как уже упоминалось, получаются причудливые трости. В лесу они все равно долго не протянули бы. Их рост замедляется, и они отстают от своих сверстников. Даже если им удается дорасти до больших размеров, их рано или поздно ломает ветер, причем именно по перекрученному месту на стволе.