Крис Стрингер - Остались одни. Единственный вид людей на земле

В этом отношении взгляды Куна резко отличались от позиции его учителя Вейденрейха, полагавшего, что человеческая эволюция являла собой переплетение разных линий, между которыми шел обмен генами и идеями. А Кун по поводу разделения линий и разных скоростей эволюции в пределах каждой из них выражался вполне недвусмысленно:

Когда бы и где бы ни появился Homo, а скорее всего, это произошло на Африканском континенте, он вскоре разошелся по теплым областям Старого Света… И если Африка и была колыбелью человечества, то она дотянула своих воспитанников лишь до примитивного детского сада. Настоящей школой стали Европа и Азия.

Американский палеоантрополог Чарльз Лоринг Брейс развернул идеи Вейденрейха в сторону неандертальцев. Он предположил, что Homo erectus в каждой части населенного им мира в своем развитии проходил “неандерталоидную” стадию. По представлениям Брейса, неандертальцы и аналогичные им древние люди использовали передние зубы для обработки пищи и различных материалов, в результате чего лица у них вытягивались вперед характерным образом, формируя увеличенные резцы и овальный череп. А когда 35 тысяч лет назад, в эпоху верхнего палеолита и позднего каменного века [4] Для Африки и Европы приняты разные хронологические единицы для культур плейстоценового времени: в Европе палеолит подразделяется на нижний, средний и верхний, после чего следуют мезолит и неолит; а в Африке различают ранний, средний и поздний каменный век, после которых идут подразделения постледникового времени, примерные аналоги мезо- и неолита. Так как эти подразделения и по датировкам, и по культурным атрибутам не всегда совпадают, их стараются не смешивать, несмотря на видимое сходство названий – “нижний палеолит – ранний каменный век”, средний каменный век вовсе не соответствует мезолиту, и т. д. , появились более совершенные каменные орудия, требования к зубам и челюстям стали не столь актуальными, и лицо и череп преобразовались в современную форму.

Вот примерно с таким набором идей и гипотез я столкнулся, приступив к работе над своей диссертацией в 1970 году в Бристольском университете. Всеобъемлющая мультирегиональная гипотеза с ее брейсовским ранненеандертальским ответвлением и досапиенсная модель, в которой не нашлось места для эректусов и неандертальцев. Плюс не слишком внятная концепция Бернарда Кэмпбелла и Джозефа Вейнера, названная “спектральной гипотезой”. Она предполагала, что в разных популяциях древних людей были в разных пропорциях смешаны разные наборы современных признаков, и эти популяции каждая по-своему вносили вклад в эволюцию Homo sapiens . То есть по сути спектральная гипотеза оставалась мультирегиональной, но утверждала, что одни линии внесли больший вклад в наше становление, чем другие.

В 1970-е годы, по мере того как росла мощность компьютеров и они начинали оказывать влияние на биологические науки, произошло нечто вроде небольшой революции. До этого десятилетия подавляющая масса исследований человеческой эволюции основывалась на непосредственном наблюдении окаменелостей, а если где и делались измерения, то окаменелости все равно сравнивались по какому-то одному выбранному признаку или в крайнем случае на основе двух признаков. Но теперь стали доступны многовариантные расчеты, способные охватить сразу большое число измерений разных признаков у разных экземпляров, дающие более основательное сопоставление объемных форм и размеров. Именно такая задача и стояла передо мной в первые годы работы над диссертацией. Поэтому в июле 1971 года я покинул Англию и отправился в путешествие по музеям и институтам десяти стран Европы с целью собрать как можно больше данных о неандертальцах и кроманьонцах – европейских преемниках неандертальцев, которые выглядели как современные люди, – чтобы понять, была ли эта эволюционная линия постепенной и непрерывной или в какой-то момент была разорвана.

На четырехмесячную поездку я получил очень скромный грант от Совета по медицинским исследованиям, так что поехал на своей старой машине – иногда в ней же и ночевал, а иногда останавливался в кемпингах или молодежных хостелах. В Бельгии я даже провел одну ночь в приюте для бездомных. Я пережил множество приключений, в том числе несколько конфликтов с пограничниками и два ограбления, но тем не менее к концу 5000-мильного маршрута в моем распоряжении была одна из самых обширных коллекций измерений черепов неандертальцев и ранних людей современного типа. До меня такую базу данных не собирал никто.